Если объяснения Габриэллы были верны, то он уже должен был бы дойти до своей гостиницы. Как ему быть — идти дальше или вернуться назад? Джош огляделся, пытаясь определить, в какую сторону ему идти, и вдруг заметил в витрине магазина дрожащее отражение.
Времени на размышления не было. Джош пошел быстрее, продолжая наблюдать за витриной. Нет, это была не игра воображения, не ветка, колыхнувшаяся на ветру. Когда он перешел на бег, преследователь сделал то же самое.
Джош бежал, озираясь по сторонам. Поблизости не оказалось ни одной машины. Витрины всех магазинов и ресторанов были темными. Фотограф бежал не по прямой. Он резко дергался то вправо, то влево, затем снова влево, чтобы не позволить преследователю прицелиться, если тот собирался стрелять.
Вдруг Джош оказался в старой части города, где они с Малахаем гуляли в самый первый вечер после приезда, всего семьдесят два часа назад. Бежать по старой брусчатке было куда труднее, но он не замедлял шаг, поскольку вспомнил, что впереди находится храм, откуда открывается вход в систему подземных тоннелей.
Ему надо было обмануть преследователя, добежать до входа так, чтобы тот не увидел, куда он повернул. До храма оставалось совсем недалеко, каких-нибудь сто ярдов и направо. Он припустил еще быстрее, смог оторваться от преследователя и понял, что успеет.
Еще немного, но где же храм?! Вместо него на том же месте громоздилась груда развалин. В чем дело? Останавливаться и выяснять это было некогда.
Если только он добежит до храма, то он сможет в нем спрятаться. Если ему удастся спастись, то он спасет и ее. Она на него рассчитывает. Должно быть, он заблудился в темноте. Наверное, храм за следующим углом…
Но его не оказалось и там. Там вообще ничего не было. Самым ужасным оказалось то, что он выдал себя, выбежал на открытое место, в разрушенный театр. Он развернулся. Повсюду, куда ни кинь взгляд, были одни руины.
Куда подевался его Рим? Где все знакомые постройки? Что произошло с его городом? Ему надо поскорее покинуть это открытое место, где он представлял собой легкую добычу.
Юлий споткнулся, попытался сохранить равновесие, но не удержался на ногах и упал. Каменные осколки впились в его ободранные руки, вгрызлись в коленки, покрытые ссадинами. Сердце жреца бешено колотилось в груди, дыхание вырывалось резкими, болезненными порывами. Он услышал позади приближающиеся тяжелые шаги, хриплое учащенное дыхание.
Спасения не было.
Юлий медленно поднялся и обернулся. Его преследователь был не в тоге и не в тунике, а в каком-то странном одеянии, подобного которому служитель богов никогда не видел. Он держал в руке странный металлический предмет. Юлий почему-то сразу же угадал, что это оружие.
Он смотрел в черное дуло и вдруг ощутил сильную дрожь, испытал чувство освобождения, расставания. Джош вырвался из провала в прошлое и увидел перед собой того самого человека, который похитил камни памяти и ранил в гробнице профессора Рудольфо, вероятно, из этого же самого пистолета. Тот смотрел на него с самодовольной усмешкой.
ГЛАВА 28
Габриэлла взглянула на часы и удивилась. Было всего лишь двадцать минут двенадцатого. Прошло всего пятнадцать минут с тех пор, как она в последний раз звонила в больницу. Ей хотелось позвонить снова и узнать, нет ли каких-нибудь перемен, однако в прошлый раз сиделка заверила ее, что она обязательно ей перезвонит, если профессору станет хуже.
Габриэлла с ума сходила от беспокойства. Она расхаживала по комнате и размышляла о трагедиях последних двух дней — жизнь профессора Рудольфе висит на волоске, камни похищены, Тони Саччио убит. Молодой охранник работал на раскопках с самого их начала. Каждое утро он приветствовал Габриэллу широкой улыбкой и громким, радостным восклицанием. Несколько раз случалось, что она слишком уж увлекалась работой и пропускала обед. Тони, собиравшийся домой после смены, окликал ее и предлагал принести что-нибудь поесть. Он даже купил игрушку для Куинн. Это была кукла, изображающая ватиканского гвардейца в высокой шапке и желто-черных панталонах.
На глаза Габриэллы наворачивались слезы. Она с трудом сдерживала их, зная, что слезы ни черта не помогают. Женщина поняла это, когда умерла ее мать, а затем погиб муж. Эмоции нужно переносить, а не ублажать. Иногда Габриэлла вспоминала Куинн и прикусывала губу с такой силой, что боль отвлекала ее внимание от всепоглощающего страха за то, что она не в силах оградить свою малышку от всех бед.