Агинаррийская воздушная флотилия легла на обратный курс, оставив позади огонь, дым и разрушение. Пролетая над Шан-Си-Гуа, Иджиме увидела в воде многочисленные плоты и лодки. Солдаты спешили преодолеть реку. С другого берега по ним стреляли из ружей и пулеметов. Снаряды агинаррийской артиллерии падали на позиции оборонявшихся, но артиллерия "свободников" почти не отвечала.
"Похоже, долго они здесь не продержатся", - подумала Иджиме. Н-да, видимо, скоро Дженг следом за Луаном станет частью Северного Братства. Ну, что же, да будет так - ради этого она и пошла в школу "Риосен". Вопросами морали и этики пусть занимаются философы и священники, а Иджиме Сетано была боевым пилотом и лейтенантом Объединенного Флота Великого Сегуната Агинарры и Джангара, и для нее главным было то, чтобы Тэй Анг достался Северу, а не Востоку.
Лакрейн.
За минувшие десять дней пахнуть в "Шиванзи" лучше не стало, скорее уж - наоборот. Несвежую рыбу и отходы выбрасывали прямо здесь же, в переулке, на радость ларагам, йарам и раттам2. Жара стояла страшная, и смрад разложения пропитал воздух, но не похоже, что кого-то из местных это волновало. Ивирские рыбаки, а именно они составляли большую часть здешних завсегдатаев, были людьми не брезгливыми. Вот и сейчас в "Шиванзи" собралось довольно много людей в простой одежде. На некоторых были только короткие широкие шаровары, а босиком ходили почти все. Люди пили и оживленно переговаривались друг с другом, однако Арио Микава почти не слышал упоминаний о войне. Один человек, потягивая пиво, хвастался тем, как выгодно продал последний улов, другой сочувствовал какому-то Сабиру, у которого наскочила на камни и пробила дно совсем новая лодка. О битве в Ивирском Море, об Империи или о Кехребаре никто не упоминал; могло показаться, что этим людям вовсе нет дела до того, что идет война. Да им и не было: кто бы ни одержал победу, их жизнь от этого не изменится. Ксаль-риумцы могут посадить на трон своего ставленника вместо Ажади, могут назначить имперского наместника, но что с того рыбакам? Они, как прежде, будут каждый день выходить в море, забрасывать сети, продавать улов жуликоватым перекупщикам и набивать мошну сборщикам налогов.
- Вы могли бы выбрать для встреч место и почище, - посетовал собеседник. - Здесь воняет хуже, чем в выгребной яме.
- А мне здесь нравится, - ответил агинарриец и не лукавил. По какой-то причине, ему действительно нравилось сидеть в дешевой таверне и слушать рыбацкие сплетни. Быть может, именно потому, что эти люди не рассуждали ни о войне, ни о политике, ни о славе предков.
- Как знаете, но я не собираюсь здесь задерживаться, - проворчал старик. - Чем скорее я вернусь, тем лучше. Как бы господин иль-Кедам ничего не заподозрил...
- Я слушаю вас, - сказал агинарриец.
- Появились новости, которые вы ждете. Хозяин снова договаривается о встрече. Будут те же люди и, вероятно, кто-то еще. Не знаю точно, кто. Встреча состоится послезавтра перед закатом в загородной вилле иль-Кедама. Вот все, что мне удалось узнать.
- Хорошо, - Микава выложил на стол пакет и пододвинул в сторону ивирца. - Здесь ваша награда. Теперь возвращайтесь к иль-Кедаму и держите язык за зубами. На этом все. Ждите, пока я свяжусь с вами.
Бородатый старик слегка поклонился, спрятал пакет под одежду и торопливо покинул таверну. Микава вышел следом за ним, но направился в другую сторону - прямо к султанскому дворцу.
На улицах по-прежнему висели знамена. Торжества не были столь громкими, как несколько дней назад, но и траура по погибшему флоту султан не объявил. Напротив - когда Ажади Солнцеподобный вернулся в столицу, по Лакрейну провозгласили, что в тяжелом бою ивирский флот одержал победу, и были потоплены три имперских линейных корабля. Микава, конечно, знал, как все было на самом деле, но до Кадиха вести о поражении пока не дошли. Ксаль-риумцы громко раструбили о победе на весь мир, об этом заявили все имперские газеты и радиостанции, но в Ивире распространять имперскую прессу было запрещено под страхом смерти, а радиоприемники имелись у немногих даже в столице, и опять же - прослушивать ксаль-риумские станции приравнивалось к измене. Арио Микава не знал, на что еще надеется султан. Возможно, уже ни на что - просто пытается отсрочить неизбежное.
Во дворец Микаву пропустили без задержек, хоть и с черного хода. Слуга в красно-желтых одеждах согнулся в поклоне:
- Чего желает господин?
- Я должен срочно говорить с Блистательным Ажади, - заявил Микава. - Дело чрезвычайно важное.
- О, господин, - у бедняги вытянулось и побледнело лицо. - Блистательный владыка не желает сегодня никого видеть.