Генерал оглянулся на Арази. Город был по меркам Инчи довольно велик - меньше Делика с его девяностотысячным населением, но вдвое больше любого другого поселения на острове. Если бы не война, можно было бы увидеть людей, работающих на плантациях рабы - выливающих ведра с желтовато-белой смолой в большие железные бочки, которые потом грузили на автомобили и везли в цеха, где смолу вываривали в огромных чанах, получая вязкую, густую и ужасно пахнущую темную массу. Затем уже ту перевозили в порт Делика, где ждали корабли. Бочкам с каучуком предстояло преодолеть полмира, чтобы в конце долгого странствия оказаться на заводах в Агинарре, где он пройдет финальную стадию обработки и станет резиной. Промышленность Сегуната страдала от нехватки резины, и северяне щедро платили за сырье. Плантации на Инчи приносили немалый доход - правда, не жителям Арази и не острову, а живущему в Лакрейне бею, который ими владел. Тегейни с невольной иронией подумал, что если кто и следит напряженно за событиями на Инчи, то, в первую очередь, господин иль-Адмир. Если ксаль-риумцы захватят остров, для него это будет катастрофа.
Жители спешили покинуть город, направляясь на юг, к Делику. Впрочем, если не удастся удержать Арази, а генерал сомневался, что защитники продержатся долго, очень скоро и Делик окажется под ударом. Но сдавать Арази так легко Тегейни не собирался; что касается иль-Суми, то генерал гвардии просто не хотел слышать ни о каком отступлении. Он и его три тысячи человек были уже рядом с городом. В прошлом Блистательная Гвардия воистину блистала на поле боя - свирепые и упорные, воины личной стражи султана никогда не отступали и никогда не сдавались. Тем лучше: очень скоро у иль-Суми будет шанс доказать, что слава гвардии не померкла, и Блистательные способны не только задирать юбки дочерям рыбаков.
Отступавших - вернее, бежавших в полной панике - солдат и ополченцев у Арази удалось остановить и вразумить, не жалея увещеваний, угроз и зуботычин. Сюда же подошли еще два полка, ну, и полк иль-Суми. Теперь у города держал оборону тринадцатитысячный корпус. Сеть полевых укреплений была возведена здесь заранее и не очень пострадала в предыдущие дне от бомбежек. Конечно, эту линию нельзя было назвать неприступной, но лучше, чем ничего. Тут имелись и замаскированные пулеметные точки, и траншеи, и даже отдельные бетонированные укрытия. За городом разместили две батареи гаубиц, по семь стволов в каждой, а на передней линии обороны, за земляными валами, артиллеристы торопливо готовили к бою короткоствольные пушки на старомодных лафетах с огромными колесами - полевые 78-миллиметровые орудия геаларского производства, образца 1899 года. Ничего новее, к сожалению, в арсеналах Инчи не имелось.
Все, что можно было сделать, сделано. Ксаль-риумцы и фиаррийцы немного замешкались - переправить на берег многотысячную армию со всем необходимым требует времени - что дало время ивирцам организовать оборону. Местность также играет на руку обороняющимся: с востока неприступный хребет Кемики, с запада - обширные плантации рабы, где деревья выстроились плотными шеренгами, между которыми оставлены лишь узкие проходы. Там тоже удобно держать оборону. Что на стороне неприятеля - помимо численного перевеса, разумеется? О, предостаточно всего - и авиация, и линкоры, главный калибр которых способен добить до Арази и за полчаса превратить город в развалины.
"Словом, да пребудет с нами сегодня милость Всевластного, - хмуро подумал Тегейни. - Потому что больше надеяться не на что".
Генерал направился дальше и вскоре поравнялся с Ямадой, который, вместе с двумя офицерами-ивирцами, о чем-то расспрашивал молодого мужчину в лейтенантской форме. Тот был бледен от страха и трясся всем телом. Тегейни подошел поближе.
- Они огромны, - вещал юный лейтенант, - и ревут, как порождения преисподней. Они вышли прямо из воды, пули и гранаты не причиняли им вреда, а они выдыхали пламя и сжигали наших людей на месте. Они просто двигались вперед, и ничто не могло их остановить, а ксаль-риумские солдаты шли сразу за ними...
- Морские демоны? - поморщился Тегейни. При появлении генерала рассказчик побледнел еще больше и торопливо отдал честь.
- Клянусь вам, я говорю чистую правду, господин генерал! - зачастил он. - Только то, что видел собственными глазами! Да оставит меня навеки милость Всевластного, если я сказал хоть слово лжи!