— У тебя все хорошо, родная?
Эрик ждет ответа, хотя уже должен привыкнуть к тому, что ответа не будет.
Эрик поднимает голову и видит прямо перед собой, по другую сторону автострады, чугунную решетку, за которой вдалеке просматриваются клетки. Клетки? Они же видели и эти клетки, и тигров, и львов, и гиббонов.
Эрик чувствует внезапный прилив надежды и адреналина. Он забывает об усталости, о босой кровоточащей ноге, о голоде и жажде. Это парк! Он перед входом в парк! Только с другой его стороны. Там в парке стоит лавочка, а на лавочке его ждет ар Варн. Эрик чувствует, как в его пальцах начинает покалывать, а узоры на подушечках становятся рельефными и пульсирующими. Впервые после трагических событий в лесу Эрик отчетливо ощущает, как много железа вокруг, но также отчетливо понимает, что у него нет ни сил, ни желания взять это железо под свой контроль. После смерти Магды все металлическое кажется ему враждебным.
Но теперь все уже в прошлом. Он нашел, он дошел, и теперь осталось только перейти дорогу. Он же ее уже переходил, и не один раз, только всегда вместе с неуклюжим датчанином. Но разве сегодня не самый чудесный день? Разве сегодня не самый красивый закат? Разве сегодня он наконец не увидит своего настоящего друга? Разве его счастливая карта наконец не выпадет из гадальной колоды?
Словно в подтверждение его мыслей, на уровне распахнутых ворот парка показывается гигантская, крепко скроенная фигура. Это, без сомнения, он. Его друг ар Варн. Эрик перехватывает Нину поудобнее, машет рукой и шагает на дорогу.
***
Апокалипсис остановился на полпути между скамейкой, на которой он проводил с Эриком столько времени за разговорами, и выходом из парка. Он крутил в руках зажигалку в виде королевы, подаренную Леншерром, и не решался закурить очередную сигарету.
Нерешительность никогда не была его отличительной чертой. Сколько он себя знал, все решения он принимал быстро и никогда от них не отказывался. Сейчас же он не мог решиться ни на что. Уже давно было пора искать новых партнеров для выполнения грандиозного плана по сохранению человечества, как инкубатор спецвида необычайной редкости. Но он все еще колебался. Он не хотел бросать Эрика, отказываться от него, его помощи и его чудачеств. Уже давно надо было начать использовать потенциал Магнето, а он все надеялся, что Эрик сам вернется к нему, сам предложит свою помощь и дружбу, как было в том странном сне, что он видел несколько недель назад.
Все еще переминаясь с ноги на ногу и разминая сигарету между пальцами, Апокалипсис припомнил, что последний раз, когда он испытывал что-то подобное, его называли Эн Сабах Нур. В те времена он был еще просто мутантом, а не единственным в своем роде вариантом успешной трасгуманитарной трансформации живого в неживое.
Сейчас Апокалипсис уже был больше, чем простой человек. Он уже мог управлять этим маленьким миром и сам создавать события в нем, а не ожидать их. Так откуда же всплыло в нем это давно забытое человеческое? По-хорошему, надо было уже перестать притворяться господином ар Варном, принять свой настоящий облик, но он колебался и в этом, ловил себя на мысли, что ему было бы приятно, если бы Эрик сам разгадал тайну его истинной сущности, сопоставил намеки и факты, принял бы его таким, каков он есть на самом деле.
Зачем он затеял эту игру в случайную встречу с Эриком — это он знал. Ему надо было присмотреться, оценить, понять, как манипулировать. Но зачем он ее продолжил, когда после нескольких минут знакомства все стало ясно, как божий день? На эту дилемму Апокалипсис найти ответа не мог. Или не хотел. Он довольствовался тем, что всякий раз, когда надоедливый вопрос возвращался к нему в голову, отмахивался от него одним словом: из жалости. Но это было не всей правдой.
А докапываться до всей правды Апокалипсис не очень то и жаждал. Иначе ему бы пришлось признать, что он совершил ошибку, когда положил свою тяжелую ладонь на плечо Леншерра в их первую встречу в парке. Потому что полный тревоги и надежды пронзительный взгляд, которым Эрик ответил ему, оказался фатальным. Вся надорвавшаяся душа Эрика была в этом взгляде. И, что самое невероятное, Апокалипсис отчетливо понял в тот момент, что это была та же самая душа, что жила в теле его приемного отца Баала, та же самая искалеченная гневом и добротой душа, что вела юного Эн Сабах Нура по жизни в древнем, стертом песками из памяти людей, мире. Именно эту душу он искал все пятое тысячелетие до этой эры в каждом понравившемся ему человеке, именно ее он так хотел вновь увидеть однажды в глазах напротив. Неужели почти семь тысяч лет поисков инкарнации Баала вот так вот и закончились банальной встречей на скамейке в парке?
Заходить еще глубже в эти сентиментальные дебри Апокалипсис боялся. Став узником своей собственной нерешительности, вот уже второй месяц он приходил в парк, садился на облюбованную Эриком скамейку и ждал. Хотя сам толком не знал, чего. Просто приходил каждый вечер на пустынную аллею и ждал, когда можно будет опять насладиться тем, что тебя понимают без слов и любят просто так. Пусть даже такой странный мутант, как Эрик Эйзенхардт.
Сейчас, дойдя в нерешительности до открытых ворот, Апокалипсис наконец закурил и направился прочь из парка. Сегодняшний вечер опять заканчивался разочарованием. И в этот момент до него донеслось далекое и радостное «эй!». Это зыбкое и потустороннее «эй!» заставило полу божество вздрогнуть. Он узнал голос. Неужели? Откуда? С какой стороны?..
Апокалипсис неторопливо смотрел по сторонам.
— Эй!
Потом нетерпеливо начал оглядываться.
— Эй!
Доносилось со всех сторон и начинало бить по нервам и чувствам. Апокалипсис сам не заметил, как уже вертелся волчком, прислушиваясь и высматривая Эрика. Гудящие машины и кричащие дети мешали правильно уловить направление, голос искажался, но уже не казался таким призрачным, был ближе, но все еще не позволял увидеть своего обладателя.
Апокалипсис внезапно понял, что ему не хватает воздуха. Под ребрами непривычно кололо и не давало дышать. Вот же! На дороге! Апокалипсис поднимает руку в ответ. Еще тридцать метров. Двадцать. Что с ним? Почему он в пижаме? Апокалипсис невольно размыкает зубы и чихает смехом. Нелепый, с глупой улыбкой от уха до уха, в одном шлепанце и с Ниной, прижатой к груди — Эрик был трогателен до разрыва сердца.
— Эй!
Это и называется быть человеком?
— Эй!
Апокалипсис срывается с места. Это и есть радость?
— Эрик! Осторожнее!
Все-таки какой он недотепа. Вокруг грузовики, такси, автобусы, сумасшедшие за рулем, а он идет как через Синайскую пустыню, Моисей чертов. Черт! Почему он еще говорит на датском? Но перейти на английский и показать Эрику настоящего себя Апокалипсис в этот момент не успевает.
***
Эрик понимает, что докричался, именно в тот момент, когда ар Варн встречается с ним глазами и делает первый шаг навстречу.
«Все! Все получилось, Нина. Теперь все будет хорошо. Мы нашли его!»
Эрик уже так близко к цели, что видит слезы в глазах ар Варна и слышит, как тот что-то громко кричит ему на датском. Потом, как в замедленном кино, он видит, как судорога искажает лицо его друга, как широко открывается его рот, как вытягивается вперед рука, как столб пыли вырывается из его пальцев и превращается в ударную волну. Эрик понимает, что тот в ужасе, но не может различить слов, их перекрывает визг тормозов сразу нескольких автомобилей.
Он слишком поздно поворачивает голову, чтобы увидеть, как тормозящий на полной скорости «Sommer» начинает опрокидываться, подминая под себя два стареньких «Форда» на встречной полосе. Эрик видит перекошенное лицо водителя, вытаращенные глаза, полные страха и беспомощности, и побелевшие, вцепившиеся в руль, пальцы. Эрик поворачивается к грузовику спиной и старается закрыть собой Нину, прижимая ее к себе, стараясь превратить свое тело в кокон. Он ждет удара. Он не чувствует в себе силы предотвратить неизбежное. Быть может потому, что это именно неизбежное. Он ждет и не видит, как пылевой смерч, запущенный Апокалипсисом, замедляет и отталкивает неуправляемую железную массу в сторону. Время растягивается, но недостаточно для того, чтобы сделать запоздало запущенный Апокалипсисом вихрь сверхзвуковым, чтобы уменьшить силу инерции или повернуть все вспять. Время замедляется лишь для того, чтобы Эрик успел повернуть голову к ар Варну и улыбнуться.