За семь дней Леншерр рассказал на ушко Нине все сказки, которые знал, перепел все песни и даже поговорил с ней о Чарльзе. Но она реагировала только на воспоминания об ар Варне. Эрику стало казаться, что она выходит из своей скорлупы, как только он начинает говорить о гиганте, прогулках, о его голосе и привычке курить.
За семь дней Эрика все чаще посещает мысль, что он зря согласился на заведение, что упорядоченность и контроль ничуть не улучшили ни его состояние, ни Нины. Пожалуй, даже наоборот. Пожалуй, стало еще хуже, особенно ему. На восьмой день от таких мыслей Эрику непреодолимо хочется пойти в египетское кафе и вдохнуть сладковатый запах сигарет господина ар Варна. Уже к середине этого дня он принимает решение плюнуть на все и отправиться в парк.
Он ждет еще день, чтобы погода окончательно установилась, пишет записку о том, что сожалеет и благодарит за помощь, но не может больше ее принимать, и заверяет, что вернется за вещами при первой возможности.
Довольный собой, Эрик плотно завтракает, кладет несколько бутербродов в пижамный халат, почти взбегает по лестнице к себе в комнату под удивленно-одобрительные улыбки молодух, просит Нину потерпеть еще десяток минут, затем с удовольствием одевается и, внимательно оглядев себя в зеркало, впервые за долгое время рад себя в нем видеть. Он рассовывает деньги и документы по карманам, задорно щелкает Нину по носу, которая удивленно моргает, но не произносит ни слова. Эрик берет ее в свои объятия, делает несколько кругов по комнате и выходит прочь, закрывая за собой дверь, теперь уже не их с Ниной комнаты.
За предыдущую неделю Эрик изучил парк как свои пять пальцев, и найти дорогу к выходу не представляет никакого труда. До обеда в парке никогда никого нет, потому он спокойно доходит до закрытых ворот и дергает за ручку калитки. К его удивлению калитка не поддается. Вместо этого, из привратницкой появляется внушительного вида человек в форме и окриком дает Эрику узнать о неправильности его действий.
Эрик никогда не был пуглив, но он не понимает, с какой стати этот нелепый человек встает на его пути. Он снова тянет на себя калитку и только тут соображает, что, возможно, ее надо толкнуть. Он уже видит перед собой улицу, когда лающий голос сзади раздается над самым ухом и тяжелая рука ложится поверх его ладони на дверную ручку. До слуха долетает писк тревожной кнопки. Охранник пока один, но скоро придет помощь.
Эрик чувствует возбуждение и понимает, что, наверное, если очень постараться, он сможет вернуть часть силы и отбросить охранника одним движением мизинца, но он помнит, почему дал себе обещание отказаться от магнетизма. Он может сковырнуть ворота и выйти, но что потом? Опять оставлять за собой дурную славу и ненависть? Сейчас он просто больной невзрачный человек с маленькой девочкой на руках, но через минуту после картинного ухода о нем опять заговорит весь мир. Травля, бега, тюрьма и светлый упрекающий взгляд Чарльза. Всезнающий и ничего не понимающий взгляд. И что станет с Ниной? Приют — в лучшем случае. Больница, наблюдение и опыты — в худшем. Эрик сжимает кулак, опускает глаза, чтобы скрыть холодное бешенство и, сглотнув, предпринимает еще одну попытку.
— Я просто хочу пройтись, навестить друга. Разве я в заключении? — делает он недоуменное лицо. — Мне надо ему сказать, где я, спросить о семье, рассказать новости, Нина любит быть в его компании, а здесь она уходит в себя больше обычного.
Эрик говорит спокойно, монотонно, гипнотизируя свой собственный гнев и усыпляя тревогу охранника. Он просто пациент, он недалекий и простоватый, он чокнутый и наивный. Вот так. Не конфликтовать, но и не сдаваться.
Охранник ловит посланный сигнал, перестает давить, рука становится не такой наряженной, но с места не двигается. Взгляд светлеет, но он не уходит в сторону. Тоже сигнал. Ничего личного. Просто такой порядок. Без обид, чувак.
В этот момент за спиной слышатся быстрые шаги множества ног. Перед Эриком возникают две молодухи и мужчина в белом халате. Эрик почти уверен, что парочка охранников стоит вне зоны прямой видимости, ожидая развития ситуации.
— Я хочу уйти.
Эрик произносит это тихо, почти безразлично. Он почти заставляет себя улыбнуться, почти посмотреть на окружающие его лица.
Две медсестры стараются его переубедить, просят убрать руку от двери калитки, они улыбаются, говорят на почти правильном американском. Они просят его успокоиться и вернуться в палату.
Эрик может уговорить себя не сопротивляться, но он не может заставить себя добровольно вернуться назад. Это выше его сил. Он дает себя уколоть в плечо, и спокойно ждет наступления эффекта от транквилизатора. Чувствуя нарастающую слабость он передает Нину охраннику. «Надеюсь на тебя». Это последний осознанный сигнал, который отбивают его слабеющие пальцы, скользнув по запястью человека в форме.
Ему становится жарко, лица начинают вертеться каруселью перед его глазами, удлиняться и деформироваться. В ушах откуда ни возьмись появляются ватные тампоны, звук голосов перестет долетать до сознания. Старый добрый барбитурат. Гравий дорожки оказывается на уровне его глаз и радует приятным розоватым блеском. До того как окончательно потерять сознание Эрик замечает растерянное лицо охранника, который бережно держит Нину на руках.
Успокоенный, Эрик разрешает себе окончательно скатиться в искусственный сон.
***
Искусственная ночь длится необычно долго, но ее плотность не напрягает и не давит. Наверняка не рассчитали с дозой. Где-то на периферии сознания Эрика веселит это заключение. Они дилетанты. Наивные гражданские дилетанты. Они не опасны. Эта мысль заставляет его расслабиться. Он дает себе разрешение отдохнуть и поблуждать немного в приятной прохладе сумерек.
Сначала ему кажется, что он попал в грот с летучими мышами, откуда он выходит на свет. Свет сначала кажется нестерпимым, но потом глаза привыкают, и Эрик видит перед собой широкую реку, рисовые поля и высокие пальмы. Это не похоже ни на сад Чарльза, ни на леса Польши. Он смотрится в мутную красную воду реки, потом неожиданно для себя наклоняется и плещет водой на лицо, глаза, волосы. Словно камень спадает с его души. Он чувствует, как мышцы наливаются силой, как магнитные поля откликаются и вибрируют под его ладонями, оставляя невидимые узоры на подушечках пальцев. Он оглушен красками и звуками, оглушен невыразимым счастьем и радостью.
Эрик решает оглядеться получше и замечает ссутулившуюся фигуру, несуразную и мощную, неуклюже сидящую на валуне к нему спиной. Богатырь, не обращая на него внимание, курит, медленно поднося сигарету, зажатую между негнущихся натруженных пальцев, ко рту, и выпускает изо рта струйки серого дыма. Эрику очень нужно спросить у этого незнакомца дорогу. Он делает шаг в его направлении, но сухие ветки ломаются под его ногой, и гигант не спеша поворачивает голову в направлении шума, улыбается и радостно качает головой. Эрик тоже улыбается. Он узнает в богатыре господина ар Варна.
— Ну вы и копаетесь, Эрик, — чуть укоризненно произносит он. — Я уже выкурил несколько пачек, пока вас дожидался.
Эрик не удивляется. Он просто знает, что это нормально.
— Я уже начал немного сомневаться, что вы придёте, — продолжает великан.
— Дорога оказалась длиннее, чем я рассчитывал, — качает головой Эрик. — Я уже и не надеялся, что вы меня дождетесь.
— Вы шутите! До встречи с вами я почти перестал чувствовать жизнь. Я бы ждал вас днями, неделями, годами, если бы это было необходимо. Я не хотел вас торопить, я не хотел вам навязывать себя. Я не хотел вас направлять и показывать дорогу. Я просто доверился чувствам.