— Я увидел в ваших глазах некое смущение от наличия этого пятна. Точнее, даже не от наличия, а от его формы.
— И на что оно похоже?
— На эрегированный фаллос.
Врач поднялся со своего табурета и сказал охраннику:
— Мы закончили.
Охранник открыл дверь, и доктор удалился.
— Эй, убивец, — сказал охранник, когда шаги доктора по коридору стихли, — а ты не такой дурак, как кажешься.
25
— Что сказал врач? — спросил начальника службы безопасности Петр Петрович.
— Врач сказал, что он психически здоров, — ответил тот. — Но он же констатировал у задержанного черепно-мозговую травму и выдвинул гипотезу, что у того может быть частичное поражение головного мозга.
— А что это он про родимое пятно говорил?
— Да фигню какую-то. Впрочем, он так и перед барменом выеживался. Вас это удивляет?
— Да, именно в этом есть некие элементы куража, который был свойствен Бубну. Но это не он. Хотя и похож. Идем. Проверим его еще раз.
Они вышли из кабинета, спустились в подвал, где охранник подобострастно вскочил при их появлении. Зашли в камеру. Петр Петрович по- хозяйски уселся на табурет напротив Бориса.
— Ты не узнаешь меня? — спрашивает он.
— Нет, — ответил Борис.
— Ведь мы ранее встречались?
— Не помню, — ответил Борис. — Кто вы?
— Я хозяин казино, где вы устроили драку, и я не заинтересован в придании вашему делу огласки.
— Это может нанести ущерб престижу вашего заведения?
— В определенном смысле, да.
— И что вы хотите этим сказать?
— Я уже составил беседу с потерпевшим, он отчасти признал свою вину за то, что спровоцировал вас на драку. Кстати, вы помните, как у вас все произошло?
— Нет.
— Ну да бог с этим, все это уже не так важно. В ваше положение вошел и следователь. Он полностью согласен с тем, что ваше дело не имеет судебной перспективы, а следовательно, нет смысла его продолжать. Вы даете мне слово, что никогда не приблизитесь к моему заведению, и мы покидаем это благословенное учреждение. Вы согласны?
— Да.
Петр Петрович поднялся с табурета, демонстративно протянул конверт следователю. Тот подобострастно принял его. Охранник отпер дверь. Петр Петрович пропустил Бориса вперед. Они вышли на крыльцо черного хода.
— Странное какое-то отделение милиции, — заметил Борис.
— Это черный ход, — нашелся Петр Петрович. — Садитесь в мою машину, я отвезу вас к гостинице.
Машина, в которую сели Петр Петрович и Борис, рванулась с места и спустя пятнадцать минут была у вестибюля гостиницы «Интурист».
Сидящий на первом сиденье Петр Петрович сказал Борису, не оборачиваясь:
— Как я понимаю, на крыльце стоит ваш друг и начальник. Идите к нему.
— Откуда вы знаете? — спросил Борис.
— Я многое знаю, — ответил Петр Петрович, — и если бы у тебя на запястье левой руки был шрам, я твоему возможному актерству не поверил бы.
Борис вышел из машины, которая тут же отъехала.
— Боря! — услышал он голос директора. — Ты нашелся. А мне позвонил кто-то и сказал: встречайте своего загулявшего друга. Пойдем, примешь душ, пообедаем и домой. Хватит с нас приключений.
— С тобой что-то приключилось?
— Да, разумеется, — съехидничал директор, — я всю ночь не спал, ждал тебя. Давай в душ и на обед.
— Где будем обедать? — спросил Борис.
— Да здесь, в ресторанчике, чего далеко ходить.
— Логично, — ответил Борис.
26
В номере Борис долго плескался в душе.
— Ты чего там застрял? — спросил директор.
— Не могу избавиться от запаха тюрьмы.
— Это иллюзия, — сказал директор, — ты давно от него избавился, хочешь, я тебе парфюм свой дам?
— Хочу, но после того, как окончательно вытравлю из себя этот запах, — ответил Борис.
Когда Борис вышел из душа, директор кивнул ему на диван, на котором лежали только что купленная рубашка и галстук.
— Твой размерчик, — произнес директор.
— Ты что, знал, что я попаду в камеру?
— Господь с тобой, Боря, откуда я мог это знать. Но то, что ты вернешься целым и невредимым, я предполагал. Брест не Чикаго, где можно пропасть без вести.
— Да, — ответил Борис. — Брест действительно не Чикаго, а что-то вроде Голливуда.
— Дался вам всем этот Голливуд, — сказал директор, — нашли тоже идеал творческой студии.
Но Борис не ввязался в полемику. Он надел рубашку, повязал новый галстук и посмотрелся в зеркало.
— Красавец, — произнес он с ударением на последнем слоге.