— Не знаю.
— Что ты зарядил, не знаю, не знаю, а хочешь узнать?
— Нет.
— А почему?
— Я боюсь.
— Чего боишься?
— Не знаю.
— Если ты боишься, то должен знать причины своего страха. Ты должен бояться чего-то. Так?
— Наверное, так.
— Ладно, давай начнем от печки. Ты помнишь что-либо из своего детства?
— Знаешь, у меня было хорошее детство, я вдруг вспомнил, что рос в большой усадьбе и у меня был учителем немец.
— Ну-ну, — произнес директор, полагая, что услышал зацепку, которая поможет ему ответить на главный вопрос.
— А потом вдруг понял, что читал об этом у Льва Толстого.
— Тьфу, — сказал директор. — Давай зайдем с другого конца. Ты поступил с травмами, которые, скорее всего, могли быть результатам покушения на твою жизнь.
— Не может быть.
— Почему не может быть?
— Потому что я спокойный человек и не мог получить такие травмы. Для того, чтобы такие травмы иметь, нужен соответствующий характер. Помнишь, у нас лежал мужик, который врезался на мотоцикле в бетонную стену. А ведь он врезался в нее специально, поспорил с друзьями, что ничего ему не будет. У него было семь переломов и сотрясение мозга.
— Боря, я помню этого мужика. У него было действительно семь переломов, а вот сотрясения мозга не было, да и не могло быть.
— Почему?
— Потому что у него не было мозга, а значит, и сотрясаться было нечему. Но отчасти я с тобой согласен. Ты сам не смог создать условий для причинения тебе таких травм. Но, может, кто-то покушался на твою жизнь? Подумай, кто мог покушаться на твою жизнь? И что могло быть причиной этого покушения?
— Не знаю.
— А ты и не должен знать, отпусти вожжи сознания, как ты сам говоришь зрителям, может, интуиция тебе что-нибудь подскажет. Может, ты девицу у кого-нибудь увел?
— Ты считаешь, что я могу это сделать?
— А почему бы нет, ты же мужик.
— И за это могут убить?
— Убить могут за все, и даже ни за что, — безапелляционно произнес директор, — вдруг с ней были драгоценности или она была для кого-то источником существования? Рыночные отношения, знаете ли.
— Нет, девицы не помню, но мне все время снится один сон, где я от кого-то убегаю.
— Давай детали этого сна.
— Знаешь с деталями тяжело, когда я его вижу, там все реально, а когда просыпаюсь, все исчезает, как туман под лучами солнца.
— Ладно, смотрю я на тебя, ты действительно напрягаешься, когда мы к этой теме подходим. Давай прервемся, я тут пока бумаги подпишу, а ты зайди минут через тридцать.
12
Бульбович вышел в приемную, где к боссу собралась приличная очередь, представители которой с любопытством посматривали на него. Господин директор никогда не уделял беседам с сотрудниками столько времени. Он «знал все» и вызывал сотрудников только для того, чтобы объявить им свое решение. И уж никак не посоветоваться или обсудить что-либо.
Борису вдруг захотелось похулиганить:
— Вопросы экономии и бережливости, — сказал ожидающим, — самые главные теперь.
Бульбович рассчитывал, что у него есть полчаса, но директор вызвал его уже через десять минут.
— Ты мне даже покурить не дал, — сказал на это Борис.
— Курить — себе вредить, — ответил директор. — Я вот подписываю бумаги, а наш разговор из головы не выходит. Вот ты про сон сказал, а это уже кое-что. Вспомни детали.
— Да я уже говорил, что деталей масса, но как проснешься, они куда-то исчезают.
— Ну, хотя бы несколько.
Борис наморщил лоб, минуту помолчал, а потом произнес:
— Нет, не получается. Хотя. Мне, кажется, что тот узбек, который заглядывал в телефонную будку, оказался там неспроста. Мне кажется, что это дядя Матура.
— Чей дядя?
— Матура.
— А кто такой.
— Стоп, не произноси это слово в именительном падеже.
— Почему именно в именительном нельзя?
— Не знаю. Вчера я грохнулся в обморок, когда услышал слово. Впрочем, не буду его произносить, вдруг обморок повторится. Лучше просто говори «некто М».
— Да я готов говорить «некто Ю», лишь бы помочь тебе. Вспоминай дальше.
— Мне кажется, что этот старый узбек действительно был дядей М, а с М была классная девица, из тех, у кого ноги от ушей растут. Что-то вроде твоей Зиночки.
— Не моей, не моей, — открестился директор. — А ты можешь их опознать?
— Если увижу, то смогу.
— Так я тебе помогу. Пока ты решал, согласиться на эксперимент или нет, я провел свое расследование и выяснил, что подобрала тебя «скорая» не как обычно на Центральном автовокзале, а возле домика РСДРП. И у меня появилось предположение, что ты приехал в Минск на брестском автобусе. Точнее, не брестском, а на том, что пришел с туристами из-за границы, но шел через Брест. Я поехал в автопарк и поговорил с водителями этого автобуса. Они сказали, что нашли тебя спящим в салоне, разбудили, и ты покинул автобус. Я даже номер автобуса записал: 45–76.