АГНЕССА: Ах, это удивительно! Однако, вы что-то начали говорить про надпись у него на груди.
МУДРИЛОВ: Ах, да! У него на груди вытутаирована... (ПОНИЖАЕТ ГОЛОС ДО ПОЛНОЙ ТАИНСТВЕННОСТИ) ...математическая формула: Икс, Игрек, а Зед, знаете ли какое-то странное - положено на бок и перевернуто вокруг вертикальной оси!
АГНЕССА: Набок?! И вокруг оси?! Как это? Мы этого в институте не проходили!
МУДРИЛОВ: Еще бы! Это же инопланетная математика! Вот смотрите, чтоб вам легче было представить... (ДОСТАЕТ ИЗ ПОРТФЕЛЯ ВЫРЕЗАННУЮ ИЗ КАРТОНА БУКВУ "Z" И ПРОДЕЛЫВАЕТ С НЕЙ ВСЕ ВЫШЕУПОМЯНУТЫЕ МАНИПУЛЯЦИИ) ...Зед набок и вокруг оси, получается...
АГНЕССА (ХЛОПАЯ ОТ РАДОСТИ В ЛАДОШИ): ...буква "И"!
МУДРИЛОВ: Где "И"? (ГЛЯДИТ НА ТО, ЧТО ДЕРЖИТ В РУКАХ) Надо же! Действительно "И"! И как я сам этого не заметил! Спасибо, что подсказали.
Итак, Икс, Игрек и Зед, повернутое на 90 градусов и зеркально отображенное. В земных математических формулах подобное переворачивание символов не используется. Следовательно, мы имеем дело с каким-то неизвестным способом записи математических отношений.
И опять же, заметьте, они подставили в свою формулу привычные для нас Икс, Игрек и Зед. В этом опять же проявляется их стремление вступить с нами в контакт. Если бы они не стремились вступить с нами в контакт...
РАЗДАЕТСЯ ЗВОНОК В ДВЕРЬ.
ПОДПЕВАЛОВ: Я пойду открою. (ВЫХОДИТ)
МУДРИЛОВ: Если бы они не стремились вступить с нами в контакт, они могли бы подставить свои буквы, ведь правда? И вообще, если бы они не стремились вступить в контакт, стали бы они засылать к нам дикого лесного чело...
ЗА СЦЕНОЙ РАЗДАЕТСЯ ОГЛУШИТЕЛЬНЫЙ, ПОЛНЫЙ УЖАСА ВОПЛЬ. ПОДПЕВАЛОВ ВЫБЕГАЕТ НА СЦЕНУ. ОН ИСТЕРИЧЕСКИ ХОХОЧЕТ, И У НЕГО СНОВА НАЧАЛА ДЕРГАТЬСЯ ГОЛОВА.
ПОДПЕВАЛОВ: Ха-ха, там Чебурашкин! Ха-ха!
НОННА: Что, опять голова?!
ПОДПЕВАЛОВ: Нет, на этот раз целиком! Ха-ха-ха!
ПОДПЕВАЛОВ ПРОДОЛЖАЕТ ИСТЕРИЧЕСКИ ХОХОТАТЬ. ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ НАПРЯЖЕННО МОЛЧАТ И СМОТРЯТ В СТОРОНУ ПРИХОЖЕЙ. СЛЫШЕН ЗВУК ШАГОВ ХРОМАЮЩЕГО ЧЕЛОВЕКА. ПОЯВЛЯЮТСЯ СЛЕДОВАТЕЛЬ БЕЗГЛАЗОВ И ЧЕБУРАШКИН. НА ЧЕБУРАШКИНЕ ТЕЛЬНЯШКА, ФРАК, И СИНИЕ ТРЕНИРОВОЧНЫЕ ШТАНЫ, ПОВЕРХ КОТОРЫХ НАДЕТЫ СИТЦЕВЫЕ ТРУСЫ В ЦВЕТОЧЕК. НА ОДНОЙ НОГЕ ВАЛЕНОК, НА ДРУГОМ - ДАМСКАЯ ТУФЛЯ С КАБЛУКОМ "ШПИЛЬКА". ПО ВСЕМУ ВИДНО, ЧТО ОН ОЧЕНЬ СТЕСНЯЕТСЯ СВОЕГО НАРЯДА.
ЧЕБУРАШКИН: Здравствуй, Агнессочка! Здравствуйте, Генрих Осипович! Здравствуй, Игорь! Здравствуйте, Нонна Сергеевна! Наконец-то я снова с вами! Я так счастлив!
ВСЕ, КРОМЕ БЕРМУДСКОГО, МОЛЧАТ.
БЕРМУДСКИЙ (ВЫТИРАЯ ПОТ С ЛИЦА, СЛАБЫМ ГОЛОСОМ): Какой ужас! Кошмарный сон! Прощай дача, прощай "Бенц"!
ЧЕБУРАШКИН: Я так рад, так рад! Извините, что я так одет... Печальные обстоятельства... Агнессочка, дай я обниму тебя!
БЕЗГЛАЗОВ: Ни с места! (К АГНЕССЕ) С трудом вас нашел, Агнесса Кузьминична. Здравствуйте. Я пришел к вам, чтобы задать лишь один вопрос: вы узнаете этого человека? (УКАЗЫВАЕТ НА ЧЕБУРАШКИНА)
БЕРМУДСКИЙ (НА УХО АГНЕССЕ): Если скажешь "да", Москвы тебе не видать.
АГНЕССА МОЛЧИТ.
БЕЗГЛАЗОВ: Спрашиваю еще раз: вы узнаете этого человека?
АГНЕССА (НЕРВНО ХИХИКАЯ): Я... я не знаю...
БЕЗГЛАЗОВ: Итак, вы утверждаете, что не знаете этого человека? А вот он говорит...
АГНЕССА: Я ничего не утверждаю. Я не знаю - знаю я, или не знаю.
ЧЕБУРАШКИН: Агнессочка, как же это?!
МУДРИЛОВ: Простите, а что, собственно, происходит?
БЕЗГЛАЗОВ: Этот человек пришел ко мне и заявил, что он является тем самым Константином Петровичем Чебурашкиным, который исчез при загадочных обстоятельствах почти три месяца назад. Необходимо, чтобы кто-нибудь из людей, хорошо знавших Чебурашкина подтвердил, что вот это (УКАЗЫВАЕТ НА ЧЕБУРАШКИНА) - действительно он.
ЧЕБУРАШКИН: Генрих Осипович! Агнессочка! Игорь! Ведь вы же все узнали меня, ведь правда? Ну скажите же ему, что я - это я, а то ведь мне даже мой паспорт не отдают!
БЕЗГЛАЗОВ: Итак, спрашиваю в третий раз: вы узнаете этого человека?
АГНЕССА: Н-не знаю, он... он так странно одет... Почему он так одет?!
БЕРМУДСКИЙ: Дело даже и не в одежде. Я не верю, что этот тип Чебурашкин, хотя, возможно, некоторое чисто внешнее сходство и имеет место. Но настоящий Чебурашкин был пламенным борцом за трудовую дисциплину, и он никогда бы не позволил себе три месяца не ходить на работу, шататься неизвестно где, а затем вот так вот придти и сказать "здрасте"!
ЧЕБУРАШКИН: Генрих Осипович! Я полностью осознаю, как огромна моя вина перед обществом! Она легла тяжким грузом на мои плечи! Я готов понести любую кару! Я потому-то и пошел сразу к следователю. Я готов на все, чтобы искупить свою вину! Режьте меня, казните меня, отдайте меня на растерзание диким зверям, пытайте меня огнем, пошлите меня на картошку, я на все согласен!
Моя вина неизмеримо огромна, но я не виноват! Так вышло! Печальное стечение обстоятельств принудило меня...
Позвольте мне рассказать как все произошло.
Вы помните тот день, когда я поранил себе шею скоросшивателем? Меня тогда отвезли в больницу, сделали переливание крови. Мне стало так хорошо-хорошо... Но что было со мною дальше я не знаю. Полный провал памяти. Я только помню, что я лежал среди какого-то металлолома, и все вокруг тряслось. Как будто я ехал на машине, и эта машина подпрыгивала на ухабах. Над головой синело вечернее небо. Потом все затихло, как будто машина остановилась. Затем раздался какой-то шум, грохот, небо опрокинулось, я полетел куда-то вниз, в бездну, и этот металлолом падал на меня сверху.
Потом опять провал памяти. Наверное, я спал. Да, скорее всего я спал, потому что если бы я не спал, то не смог бы потом проснуться, а то, что я потом проснулся, я помню совершенно точно. Я проснулся, точнее меня разбудили. Два мужских голоса. Один тихо сказал: "Осторожней, сначала получше расшнуруй ботинки, а то еще разбудишь его."
"Ладно", - ответил другой.
У меня ужасно болела голова. Я не мог пошевелить пальцем - руки и ноги были как будто налиты свинцом. Кто-то тянул меня за ногу. Кажется, с меня стаскивали ботинки.
Я попытался открыть глаза, но веки были словно склеенные. Наконец мне удалось распечатать один глаз, но все было как в тумане.
Первый голос сказал: "Говорил же тебе, идиот, осторожней! Вот он теперь просыпается!"
Второй голос выругался по-матерному, и я почувствовал, что с меня торопливо стаскивают брюки.
Я хотел что-то спросить, но язык не слушался. Он был таким большим и тяжелым, словно туда зашили булыжник. Вместо собственного голоса я услышал неясный хрип.
Открытым глазом я увидел, как надо мной склонилась какая-то небритая рожа с красным носом и сказала: "Во нализался-то! Не гляди что в очках! Интеллигенция, а туда же! Не умеешь пить - не берись! А пиджак-то какой хороший! За такой пиджак десять пол-литровок отвалят, не меньше!" И он начал стягивать с меня пиджак. Дальше я опять ничего не помню.
Во второй раз я проснулся уже от холода. Было раннее, раннее утро. Солнце еще не взошло, но было уже довольно светло. Я приподнялся на локте и огляделся. Вокруг меня валялась какая-то старая рухлядь, металлом какой-то. Городская свалка в общем. Кругом безлюдно и тихо. Меня пробирал озноб от холода. И тут я понял... я понял, что... н-нет, я не могу при дамах...
АГНЕССА: Ничего, ничего, здесь все свои.
ЧЕБУРАШКИН: Я понял... о-ох... я обнаружил, что лежу совсем голый на холодной сырой земле...
АГНЕССА: Как?! Совсем-совсем голый?!
ЧЕБУРАШКИН: Да нет, ну, не то, чтобы совсем-совсем, но на мне остались одни лишь тр... э-э, то есть очки.
Лежу я значит таким образом, и вдруг где-то совсем рядом, за соседней кучей металлолома, женские голоса. Они приближались, они шли прямо на меня. Естественно, я не мог предстать перед дамами в таком виде.