Оставим в стороне сетования по поводу колеса и двери, а также не вполне понятный тезис, будто стимулом к написанию романа может стать отчаяние. На мой взгляд, заменой вдохновению может оказаться злость либо желание подзаработать малую толику денег. Тут главное, что Быков смог! Этот вывод с восторгом поддержал один из признанных российских критиков Лев Михайлович Данилкин [31]:
«Дебют Быкова-романиста оказался блистательным. <…> Быков – очень лихой романист: с бесцеремонностью молодого Марадоны он прорывается через всё поле, расшвыривает хавбеков, играет в стенку с защитниками, укладывает вратаря и со всей силы впаивает мяч в абсолютно пустые ворота – в девятку, трибуны ревут, сетка в клочья. Правда, в ворота собственные, но – читайте, читайте. <…> Язык говорит о многом: "Оправдание" написано языком позднесоветской литературы – трифоновским, битовским, нагибинским. <…> По формальным признакам очень западный, на самом деле быковский роман – о ностальгии по советской Империи».
Данилкин безусловно прав. Читаю и будто вижу перед собой временами Трифонова. Ну если не самого Юрия Валентиновича, то строки из его «Старика» или последнего, «закатного» романа. Но дело в том, что книги Трифонова я уже прочёл, и даже не один раз перечитал, – причём, что называется, от корки и до корки – и не хотелось бы всё снова начинать. Да и скрупулёзное выяснение причин, почему язык «Оправдания» где-то трифоновский, а потом опускается почти до битовского, вряд ли представит интерес для большинства читателей. А потому обратимся сразу к важному вопросу: чем отличается Быков от других писателей? Предоставляю слово Илье Марковичу Рейдерману, одесситу, поэту, философу и культурологу [32]:
«Бабель – герой романа Быкова "Оправдание". Писателя, согласно достаточно фантастическому сюжету, не расстреляли, а сослали в особые лагеря, где воспитывались некие "сверхлюди", и вот после смерти Сталина он появляется из небытия… Не стану этого комментировать, но психологическую тайну едва ли не мучительного интереса Быкова к Бабелю объяснить попытаюсь. Когда писатель – твой герой, невольно соизмеряешь себя с ним. И не можешь не признать: ты – не он! Не в несоизмеримости талантов дело. Дмитрий Быков вообще-то способный человек. Но он… беллетрист. А Бабель – писатель».
Сразу хочу предупредить, что роман вовсе не о Бабеле, и это не вина Быкова, а всего лишь нереализованная мечта одессита Рейдермана. Однако собственное мнение о романе и его герое я выскажу в одной из следующих глав. А тут самое время попытаться прояснить, чем беллетрист может отличаться от писателя. Я бы предложил такую формулу. Писатель – это повествователь, философ и психолог, как иногда говорят, «в одном флаконе». Можно было бы ещё добавить – и художник, если припомнить «Зависть» Юрия Олеши или «Царь-рыбу» Виктора Астафьева. Так вот, Быков – талантливый повествователь, или, если хотите, беллетрист. Книги его интересно читать, однако той глубины мысли, тех страстей, которые мы находим, например, в романах Достоевского, у Быкова нет, да и быть не может. Я даже не пытаюсь сравнивать его с Олешей или Виктором Астафьевым. Всё потому, что Быков пишет в другом жанре, рассчитанном на публику, которая не желает слишком уж напрягать свои мозги и не способна оценить яркие художественные образы. Да он и сам это отчасти признавал, рекламируя книгу о Булате Окуджаве [33]:
«Думаю, книга будет очень интересна тем, кому сегодня от пятнадцати до тридцати. Прежде всего, потому что у молодежи на месте советского периода огромное белое пятно. Я сейчас делаю всё, чтобы этот советский опыт актуализировать.<…> Надо понимать, как это было, как началось и почему закончилось».
Вот этой ликвидации белого пятна и посвящены все романы Быкова, начиная с «Оправдания». Причём события в них основаны на историческом материале, ну а реальность обычно вписана в фантастический сюжет. Удачный опыт Михаила Булгакова на примере «Мастера и Маргариты» давно уже не даёт покоя многим авторам. Признаться, и я этого увлечения не избежал, однако речь тут не о моих творениях в жанре прозы.
Главную особенность своей писательской манеры Быков объясняет сам [13]:
«Никакой разницы между хорошей литературой и хорошей журналистикой нет».
С этим утверждением можно было бы поспорить. К примеру, стоит ли сравнивать «Виноградники в Арле» Винсента Ван Гога с качественно выполненной фотографией того же самого пейзажа? Думаю, что вывод очевиден. Ещё более он очевиден, если вместо оригинала нам предлагают подробное описание картины, сделанное искусствоведом в какой-нибудь статье или на страницах книги. Разница между журналистикой и художественной литературой, конечно, есть, хотя иной раз они пересекаются. Тут всё зависит от субъективного понимания, что же такое хорошая литература. У Быкова своё собственное представление о том, как следует писать романы, и ничего с этим не поделаешь. Бессильны переубедить Быкова и критики, сколько бы ни писали о недостатках его прозы. Павел Басинский вроде бы и хвалит Быкова, однако с существенными оговорками [34]: