Глава 2. «Был я мальчик книжеый»
Начнём повествование с краткого рассказа нашего героя о себе [9]:
«Я родился в Москве 20 декабря 1967 года. Мать – учитель словесности. Окончил журфак МГУ, неохотно служил в армии, с 1985 года работаю в "Собеседнике". Сотрудничал или печатался почти во всех московских еженедельниках и нескольких ежедневных газетах, регулярно – в "Огоньке", "Вечернем клубе", "Столице" первого призыва, "Общей газете" и "Новой газете". Член Союза писателей с 1991 года. Веду авторскую программу на радио "Сити FM". Женат вторым браком. Двое детей, четыре книги стихов в Москве и Петербурге, рассказы и пьесы в разных журналах, собака, мышь, морская черепаха, два попугая».
Пожалуй, мы немного вырвались вперёд. Второй брак, черепаху и мышей я бы приберёг на тот случай, если так и не удастся докопаться до истоков творчества журналиста и писателя. Здесь же остановимся на самом ярком впечатлении детства, о котором Дмитрий Быков рассказывал не раз в своих воспоминаниях [10]:
«Я любил и люблю "Артек" больше всего на свете. Я лучше многих знаю, что это было, потому что застал "Артек" в самом начале девяностых, когда цела была его педагогическая школа, принципиально отличавшаяся от прочих. Сюда не проникло "коммунарство" – эффективная, но сектантская по сути методика. Здесь не было советского официоза, несмотря на репутацию коммунистической цитадели, которую этот самый официоз старательно делал "Артеку". Напротив, здесь был небывалый либерализм: ведь сюда приезжала детская элита, не дети начальничков, а те, кто лучше всех умел что-нибудь делать. Были смены юных математиков и астрономов, шахматистов и танцоров, журналистов и поэтов… Я был там счастлив. И все, кто туда приезжал хоть раз, не могли забыть "Артека"».
Вот тут позвольте усомниться. Нет, я готов поверить, что Дима был там счастлив, и счастливы были многие их тех, кому выпала удача побывать в «Артеке». Но вот «не дети начальничков» – это не укладывается в моё представление об этом славном месте. Дело в том, что в конце пятидесятых годов, когда я учился в 112-й московской средней школе, у нас в классе было двое ребят, которым случилось отдыхать в этой пионерской здравнице. Одна была дочерью заместителя министра, другой – сыном важного чиновника из Московского городского совета профсоюзов. Не думаю, что к началу восьмидесятых эта система привилегий для «номенклатурных детей» в корне изменилась. Ну разве что появились иные, более привлекательные места для отдыха, а мода на «Артек» как бы сама собой сошла на нет – такое в принципе возможно. С другой стороны, если бы принимали только деток по знакомству или согласно принадлежности их к высшей знати, стоило ли эту история так раздувать? Нет, без талантливых ребят там невозможно было обойтись. В итоге, я так и не пришёл к определённому выводу – то ли Дима тоже оказался «блатным», то ли был настолько даровитым, что потеснил кое-кого из «детей начальничков».
Учился Дима на одни пятёрки, школу закончил с золотой медалью, затем поступил на журфак в столичный МГУ. Усердие способного юноши было отмечено красным дипломом. Но прежде следует пояснить, как Дима оказался на журфаке [13]:
«Так получилось, что я поступил в школу юного журналиста при МГУ – просто потому, что это была такая литстудия, интересное место, для Москвы 1982 года знаковое. Потом как-то само пошло – нельзя же уйти с журфака, побывав там хоть раз. Притяжение очень сильное. Ещё мне нравилось ездить, смотреть новые места, самостоятельность всякая нравилась – я по командировкам летаю лет с шестнадцати».
Как получилось, это бы тоже хотелось разъяснить. Видимо, причина в том, что писать Дима начал, по собственному признанию, когда ему было всего на всего шесть лет, а печататься в газетах, когда стукнуло четырнадцать. Могу предположить, что Димины заметки публиковались в «Пионерской правде», потом он сотрудничал с «Московским комсомольцем», однако до настоящей журналистики было ещё далеко. И тем не менее, это было самое счастливое время для Димы Быкова, если верить его собственным словам [14]:
«1982-1984: дальше было не то чтобы хуже, но не так ярко. Потому что ещё и возраст такой – возраст наиболее радикальных и значительных открытий, умственных и физиологических. Одновременно я работал в «Московском комсомольце», готовил публикации для поступления на журфак. И это тоже было прекрасно. Я до сих пор не могу спокойно проезжать мимо белого здания газетного корпуса на улице 1905 года и уж тем более мимо бывшего ГДРЗ – Государственного дома радиовещания и звукозаписи – на бывший улице Качалова. Какое-то было ощущение чуда от каждого снегопада, от каждого весеннего похода по маршруту «Ровесников» – от ГДРЗ до проспекта Маркса (теперь это Моховая). От Баррикадной до Пушкинской».