В книге использованы также полевые материалы по традиционной и современной празднично-игровой культуре, собранные нами и нашими коллегами в рамках работы над «Этнодиалектным словарем Ульяновского Присурья» (грант РГНФ № 08-01-00497а).
Введение
Функции куклы в культуре
Предмет исследования, его цели, задачи и методы
Среди вещей, входящих в наше повседневное бытие с колыбели и затем сопровождающих нас в течение всей жизни, нет, пожалуй, вещи более очевидной и известной и вместе с тем более таинственной и парадоксальной, чем кукла [Лотман 1992, c. 377–380]. Уже сама ее «очеловеченность», близость к живому (ибо кукла по определению – это символическое изображение человека или животного), способность в условно-игровых формах заменять человека, выступать в его функции выделяет ее из множества окружающих нас предметов, придает нашему общению с ней некий магически-колдовской, мистический оттенок. Беря в руки куклу, мы подсознательно уже начинаем с ней диалог, имея в виду не бездушную пустую болванку, а проступающее в ее чертах живое человеческое начало. Более того, быть может, именно тысячелетний опыт общения с куклой позволяет нам придавать свойства живого многим другим предметам окружающего нас мира. В этом смысле кукла, по-видимому, существенно отличается от других окружающих нас вещей, которые, как правило, имеют чисто утилитарное применение, т. е. «наинизший семиотический статус». У куклы всегда есть «второй семантический план», который даже при применении ее в качестве детской игрушки не позволяет ей опуститься до уровня детского совка или мячика. «Наивысший семиотический статус» кукла, как и многие другие вещи, приобретает в ритуале и обряде, причем это является результатом соединения «материально-вещной» и «религиозно-мифологической» семантики [Байбурин 1981, с. 226]. Именно в ритуально-магических практиках наиболее явно проявляются характерные особенности куклы как особого феномена, стоящего на границе природы и культуры.
Кукла в своих самых различных (игровых, обрядовых, мифологических) ипостасях и является объектом данного исследования. В качестве предмета нашего анализа мы рассматриваем социальные и культурные, повседневно-бытовые и обрядовые взаимодействия человека и куклы как вещи, функции и роль куклы в онтогенезе и филогенезе, приписываемые ей в разных культурах значения и символику, а также возможности формирования при помощи этой вещи системы взаимоотношений между членами группы или социума (социальное конструирование → межпоколенная передача ценностей → традиция).
Говоря о кукле, мы имеем в виду любые антропо– и зооморфные фигурки, употреблявшиеся в традиционных обрядовых и необрядовых практиках и способные в условно-игровых формах заменять человека, выступать в его функции, а также их аналоги в современном быту, в том числе детских играх. Кроме того нами специально проанализированы способы репрезентации куклы в литературе, живописи и современных массмедиа. То есть в поле нашего внимания попадают и те предметы, которые исследователями или самими носителями традиции называются «идолами», «болванами», «истуканами», «чурбанами», «кумирами», «чучелами» или «скульптурой религиозного назначения» [см., например: Зеленин 1936; Иванов 1970, с. 6–7; Чекалов 1974; Иванов 1979], а также зоо– и фитоморфные фигурки, использующиеся в обрядах, играх и в иных неутилитарных целях (например, для коллекционирования или украшения интерьера) – см. илл. 2, глиняная свистулька «Всадник» [ККЭК КСВ, Рязанская обл.].
Илл. 1
Такое толкование куклы является расширительным по сравнению с общепринятым: ср. кукла – „детская игрушка в виде человека“; „фигура человека или животного в театральном представлении, управляемая из-за ширмы актером“; „фигура, воспроизводящая человеческое тело“ [Ожегов 1990, с. 313]. То есть наша трактовка предполагает синтез этих трех значений, хотя и не противоречит ему (ср. еще: кукла – „сделанное из тряпья, кожи, битой бумаги, дерева и пр. подобие человека, а иногда и животного“ [Даль 1881, с. 213]).
Необходимость рассмотрения помимо антропоморфных, также и зооморфных куколок продиктована тем, что в обряде и в игре, так же как и в древней пластике и в мифологической иконографии, зооморфные персонажи часто выступают в тех же контекстах, что и антропоморфные, являются их алломорфами – ср., например, возможность замены антропоморфной куклы «Германа» в болгарском плювиальном обряде жабой [Кабакова 1995, с. 499], или представление духа-защитника в виде собаки-человека у чукчей – см. илл. 1 [Богораз-Тан 1939, с. 52, рис. 44]. Причина заключается в том, что граница между «животным» и «человеческим», так же как грань между «природным» и «культурным», в традиционной культуре является очень зыбкой. В фольклорных и обрядовых текстах животные часто обладают человеческими чертами, а некоторые категории людей или персонажей способны в определенных ситуациях оборачиваться животными [многочисленные примеры см.: Гура 1997]. Эти аналогии очень устойчивы и продолжают сохраняться в современном культурно-языковом сознании [Карпов 1996; Толстая 2005; Фролова 2005; Соколова 2009], оказывая непосредственное влияние на формирование наших поведенческих и мыслительных стереотипов. Кроме того, в разных культурах и разных культурных контекстах граница между «животным» и «человеческим» проводится по-разному (ср. зооморфные инкарнации духов-помощников шамана, колдуна или покойника – см. цв. вкл. 4), поэтому необходимо провести сравнительное исследование феномена куклы и условий его функционирования в различных культурных средах.