В европейской обрядности Нового времени постоянно подчеркивается двуполость, половой изоморфизм «житного демона», что особенно ярко проявляется в русских названиях «житного человечка» типа «Козьмы-Демьяна» или «Петра и Павла», где первый компонент осмысляется как сущность мужского, а второй – женского рода. В фольклоре эти святые могут выступать как единый персонаж то мужского, то женского пола: «Батюшка Козьма Демьян лежит в пещере, его белые зубы не болят, и у меня, раба Божия (имя), не боли…»; «Матушка, Кузьма-Демьяна, скуй нам свадьбу!» или «Кузьма-Демьян – матушка полевая заступница, иди к нам, помоги нам работать!» [Успенский 1982, с. 155, 156].
Все вышесказанное позволяет предположить, что древнейшие изображения людей, зафиксированные в палеолитической и неолитической мелкой пластике, играли важную роль в ритуалах с символикой зачатия, ритуального брака с животным-тотемом или первопредком. Для символического изображения акта соития, сакрализованного уже в древнейшую эпоху развития человечества, использовались условные конструкции из двух соединенных или скрещивающихся фигурок либо изображений мужских и женских гениталий. Наиболее абстрактным выражением этой символики является крест – заключенный в круг или при взаимном наложении его «мужской» и «женской» формы (сочетание прямого и косого крестов) [Голан 1993, с. 119; Кабо 2002b]. Ритуальным аналогом символической конструкции, объединяющей мужское и женское начала, можно считать погребальные столбы у австралийских аборигенов, которые в полунаклоненном положении опираются на V-образный шест [Берндт 1981, с. 434 (илл.) и след.]. Подобные шесты играют важную роль в обрядах цикла дьюнггавон [Берндт 1981, с. 437 (илл.) и др.]. Именно такого рода символические конструкции легли в основу обрядовых и игровых кукол, известных нам по материалам XIX–XX столетий. В качестве типичного развития описанных выше конструкций см., например, изображение куклы туркмен-йомудов о-ва Челекен [Ботякова 1995, с. 161, фото 2].
Таким образом, как в древнейшей антропоморфной пластике, так и в позднейших обрядовых артефактах устойчиво проявляется тенденция слияния в едином образе мужского и женского начал. Древние иконограммы и рисунки австралийских аборигенов позволяют утверждать, что эти предметы часто символизируют коитус. На гносеологическом уровне эти артефакты могут быть истолкованы как предметная реализация хорошо известных мифов творения, согласно которым изначально мужская и женская сущность представляли собой неделимое целое и были разделены Богом-творцом в процессе сотворения мира и человека. Конкретными предметными воплощениями этой символики в обрядовых артефактах (например, в «житных» демонах) могут быть как куклы, так и достаточно абстрактные конструкции (прямой или косой крест, сочетание V-образной конструкции с положенным на нее шестом и др.), которые, впрочем, находят отражение в конструктивных особенностях позднейших разновидностей обрядовых и необрядовых кукол.
Куклы как символические двойники и близнецы
С темой андрогинности тесно связаны представления о близнецах и двойниках человека, отразившиеся в верованиях об инкарнациях души [см.: Большаков 2001; Функ 2005, с. 25–33; Соколова 2009, с. 437–438]. В древних мифологиях двойников имеют многие боги и герои. Так, в скандинавской мифологии верховный бог Один имеет своеобразного «дублера» под именем Од [Младшая Эдда 1994, с. 53, 229, прим. 48]. Отметим и греческих Диоскуров (dokana), знак которых – «две вертикальные перек ладины, соединенные двумя горизонтальными перекладинами» [Нильссон 1998, с. 94; Лауэнштайн 1996, с. 54–70; Лосев 1996, с. 705–875] – фактически является вариацией темы «скрещенных фигур». В главе «Названия и разновидности кукол» мы указывали, что подобная конструкция лежит в основе одного из типов традиционных кукол. Морфологической формой эдана йорубов исследователи считают скульптурное изображение другого персонажа культа Огбони – Аджагбо, который изображался «в виде мужского янусовидного существа, которое имеет не только два лица, но и два туловища, слившихся спинами, ‹…› с мощным органом в состоянии эрекции». Встречаются также носящие «подчеркнуто эротический характер» изображения Аджагбо в облике женщины. В этом, по мнению Н. Е. Григоровича, проявляется «близнечный» характер этого божества: