Неожиданный вопрос советника внешней торговли привлёк всё моё внимание:
– Управление по делам колоний очень интересуется пропавшими туристами. Есть мысли, что делать, пока они не начали собственного расследования?
– За пределами городов Талим очень жесток и суров, – князь Бодрим говорил неспешно, продолжая раздумывать над уже произнесённым, – Приедет комиссия, мы ужесточим правила безопасного пребывания, и они успокоятся на время.
– Это даст очень небольшую отсрочку! – скороговоркой выпалил советник, встав с каменной скамьи и сделав несколько конвульсивных движений руками.
– О чём задумался, Вячеслав? – Радим озабоченно смотрел на меня, видимо, на миг потеряв контроль над собой, я позволил лицу принять озабоченное, напряжённое выражение – не так-то легко быть сразу в нескольких местах.
– Всё нормально. Бывает, что перед глазами встают картины, сюжеты для рисования. Бывает.
– Ты с детства начал рисовать? – Радим считал своим долгом узнать обо мне побольше, чтоб его помощь была предельно полезной, а мне приходилось разрываться надвое.
– Долгая отсрочка не нужна – всё скоро закончится, – князь пристально посмотрел на советника и выдержал паузу, – Пророк совершенно непредсказуем. Он убедителен и твёрд в своих убеждениях. Он видит будущее в отличие от нас.
– Нет, в детстве я был обычным шалопаем. А первый набросок сделал случайно, уже в университете, – я улыбался Радиму, но уже не чувствовал жара парной – тело покрылось холодным липким потом. Религиозный культ в космическую эпоху на развитой планете действительно существовал?! Во имя какого бога они убивали туристов? Как психопату-пророку удалось встать над официальной властью? Сегодня же я свяжусь с адмиралом Майном, а завтра начнётся зачистка Талима и блокада системы Тельгарна. Мне предстояла тяжёлая ночь, а надежда, что всё обойдется казалась лишь исчезающей полоской света на пыльном полу древнего склепа.
– Мы лишь свидетели событий, – продолжал Бодрим; в его словах, интонациях не было ни фанатизма, ни безумия, князь не был жертвой. Смуглое лицо, такое открытое и простое выражало искреннюю озабоченность, беспокойство. Анализ запаха, движений глаз, моторики не мог зацепиться ни за один из признаков помешательства, и не было в этом человеке лжи. Князь точно знал, что делает, а главное верил в ПРАВИЛЬНОСТЬ своих поступков. Так не может вести себя покрывающий массовые убийства чиновник.
– А что было на том наброске? – Радим не замечал моих внутренних усилий, проводник видел лишь разомлевшего человека.
– Портрет девушки. Простой набросок карандашом на бумаге, но он понравился ей, и я стал рисовать.
– Мы на сегодня закончили, – Князь поднялся и прошёл в душевую. Советники, не вставая, проводили его глазами.
– На первый раз хватит, Вячеслав. Пойдём окунёмся в бассейн?
– Конечно! – мне показалось, Радим озадаченно поднял брови и едва замотал головой. С досадой я запоздало понял, что кожа, напичканная до отказа продуктами высоких технологий, не покраснела. Разделённое на части сознание регулярно становилось причиной подобных сбоев: слишком мало мы ещё знали, слишком многого хотели, играли со своими телами, как дети с куклами. В терме наверху чиновники быстро приняли душ, набросили лёгкие халаты и разошлись, унося на себе маячки слежения, став не людьми, а габаритными огоньками потенциальных целей. Лёжа в массажной ванной, я глазами наномашин вглядывался в лицо князя. Правитель молча шёл по дворцу в свои покои, а охрана двигалась на вежливом удалении. Бодрим Самфири был не высок, а сейчас немного ссутулившись и вовсе походил на карлика рядом с мраморными скульптурами, выстроенными по бокам коридора. Он остановился, зажмурился и вздрогнул, словно хотел стряхнуть что-то, сделал тяжёлый глубокий вдох, человека, принявшего решение, и вошёл в кабинет.
– Вячеслав, почему на всех твоих картинах, которые есть в сети, люди очень редко прорисованы, порой лишь намечены парой мазков?
Я не сразу ответил: предельное напряжение уходило в теплую воду, бурлящую пузырьками.
– Люди мне не удаются. Я вижу их как образы, в движении, полными мыслей, чувств. Не могу их изобразить.
– Но тебе это удаётся! Остаётся огромное место для фантазии зрителя, и эти штрихи и мазки наполняются большим смыслом, чем точные портреты. А ещё я подумал вот что, – Радим улыбнулся и, понимающе, сам себе закивал, – Люди временные гости. Пройдет время, города будут стоять, лишь едва изменившись, а того человека, что любил сидеть под деревом и сохранился только на полотне уже не будет.