Конечно, во многом мы смотрим на вещи не только «хладно», но и одинаково, но кое в чем и расходимся, что тоже не беда и естественно. Часть расхождений, на мой взгляд, – из-за неполного знания условий, обстановки, и только о них, пожалуй, и стоит говорить[176].
Так закончился этот эпистолярный сюжет. Закончился катарсисом: просветлением, примирением, переоценкой себя и друг друга. Судя по более поздним письмам Газданова Ржевскому, переписка его с Хомяковым прервалась, но он неоднократно будет спрашивать Ржевского об их общем друге и читать альманах «Мосты», который стараниями Хомякова выходил вплоть до 1970 года[177].
Однако же альтернативная позиция Хомякова, долгое время существовавшего и работавшего рядом со своими ровесниками-эмигрантами из «незамеченного поколения», но в то же время занимавшего совершенно особую позицию, еще лучше проявилась в его литературном творчестве. Об этом и пойдет речь далее.
Литературное наследие Геннадия Андреева (Хомякова[178]) состоит из рассказов и очерков в большинстве своем автобиографического характера. Это, прежде всего, четыре очерковых книги: «Соловецкие острова» (1950), «На стыке двух эпох. Из воспоминаний» (1954), «Трудные дороги» (1959), «Минометчики» (1975–1978), а также целый ряд рассказов: вошедшие наряду с циклом «На стыке двух эпох» в книгу «Горькие воды. Очерки и рассказы» (1954) и несколько других, опубликованных в разных эмигрантских изданиях. В этой документально-биографической прозе Г. Андреев наиболее последовательно воспроизвел жизнь своего поколения с ее «советской» стороны: тюрьма и лагерь («Соловецкие острова» и «Трудные дороги»), участие в процессе советского строительства и производства («На стыке двух эпох. Из воспоминаний»), солдатская участь во время войны – фронт, плен, немецкие концлагеря («Минометчики»). Заметим, что эти три тематических пласта (лагерный – производственный – военный), охваченные Г. Андреевым, удивительно коррелируют с тем автодокументальным сюжетом, что так ощутим в литературе «молодой» белой эмиграции: Гражданская война, деклассированное существование в чужой стране, участие в движении Сопротивления, пребывание во французской армии и немецком плену. И в том и в другом случае речь идет о поколении людей, которое изначально оказалось выбито, вырвано из привычной системы ценностей, вообще из мира какой-либо социальной определенности – вырванные с корнем (de l’émigré au déraciné), как назовет их вслед за Б. Поплавским швейцарская исследовательница А. Морар[179]. «Смысловая перепланировка» (Ю. Тынянов) мира для представителей этого поколения обернулась «смысловой перепланировкой» собственной жизни, причем перепланировкой вовсе не произвольной, но строго предопределенной масштабом исторических событий, которые разметили одинаковыми вехами общую траекторию поколенческого движения.
Как и для большинства его пишущих сверстников из первой русской эмиграции, для Г. Андреева главным делом его творческой жизни стало создание «литературы свидетельства» в полном и буквальном смысле этого слова. В этом нет ничего удивительного, ведь событийный и эмоциональный багаж подобных человеческих судеб чаще всего просто не оставлял места чистому вымыслу. Поэтому, собственно, проза Г. Андреева и кажется такой органичной в контексте литературных свидетельств «незамеченного поколения».
Первый, изначальный круг испытаний, пройденных Г. Андреевым, отразился в двух его очерковых книгах – «Соловецкие острова» и «Трудные дороги». Но если многие представители младшего поколения первой эмиграции стали «преждевременными воинами» Гражданской войны[180], то Г. Андреев оказался в 1927 году «преждевременным политзаключенным» советской тюремно-лагерной системы[181]. В эпизоде допроса в следственном изоляторе («Соловецкие острова») чекист спрашивает автобиографического героя Андреева: «Вам ведь тоже 18?» – и тот «утвердительно кивает головой»[182]. Но в Соловецком лагере герой к тому времени находится примерно год, следовательно – попал он сюда, а тем более под следствие, не позднее семнадцати лет. Подтверждается возраст героя на момент его ареста и начала большого лагерного пути в очерке «Северная робинзонада» («Трудные дороги»): здесь он сообщает о себе, что отсидел три года и теперь он, «двадцатилетний юноша», говорит с неожиданным напарником по карантину «как умудренный опытом и остывший старик»[183].
177
Любопытно, что вышеизложенный инцидент был, по-видимому, не первым примером противостояния Хомякова Газданову. Так, в письме Ржевского к Хомякову от 16 декабря 1963 года есть такие слова: «Кстати: она рассказывает в письме (скорее всего, речь идет о Н. Н. Степун, жене философа Ф. А. Степуна. –
178
Г. А. Хомяков публиковался чаще всего под псевдонимами Г. Андреев и Н. Отрадин. Вся его художественно-публицистическая проза подписана фамилией Андреев.
179
См.:
180
См.:
181
Дата рождения писателя в разных источниках указывается по-разному в интервале 1904–1911. М.Е. Бабичева пишет, что «по одним источникам это 1909 год, по другим – 1910-й» (см.: