Глава 4
Недожигая жизнь как ключевой концепт человеческой драмы поколения пореволюционного времени
Недомытая жизнь — ядро биографического сюжета поколения революционной эпохи, определившее драматизм его судьбы. Для «сыновей» первой эмиграции этот драматизм осложнялся их социально-культурной «незамеченностью» – состоянием, подробно описанным В. Варшавским в книге «Незамеченное поколение», опубликованной в Нью-Йорке в 1956 году. Для того чтобы убедиться в актуальности концепта недожитой жизни для молодого эмиграционного поколения, достаточно обратиться к мортирологу, приведенному в книге Варшавского:
Трагически погибли совсем еще молодыми людьми Н. Гронский, В. Диксон, Б. Новосадов, Б. Поплавский, С. Шарнипольский.
Покончил с собой Болдырев.
Пропал без вести Агеев. Никогда больше не встречаешь в печати и многих других имен.
Буткевич умер от истощения в марсельской городской больнице. От тяжелых болезней, вернее от тяжелой жизни, преждевременно умерли Вера Булич, К. Гершельман, Ирина Кнорринг, И. Савин.
Умер от чахотки Анатолий Штейгер…[198]
В советской литературе первых десятилетий, с ее энтузиастским пафосом, концепт недожитой жизни реализовался только в одном ключе – героической гибели за «правое дело», а в литературе постсоветского периода был главным образом связан с лагерной темой. Во всей сложности его смысловые проекции нашли воплощение в прозе А. Платонова. Немаловажен тот факт, что возраст А. Платонова, родившегося в 1899 году, совпадает с возрастом молодой эмиграции.
Однако причины у двух внешне сходных жизненных стратегий принципиально разные. Уход из жизни молодых эмигрантов связан с трудностями их встраивания в иное жизненное пространство, о чем ярко и категорично высказался Б. Поплавский в статье 1930 года «О мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции»: «Христос агонизирует от начала и до конца мира. Поэтому атмосфера агонии – единственная приличная атмосфера на земле. <…> Как жить? – Погибать. <…> Эмиграция – идеальная обстановка для этого»[199]. Сопоставление с образом Христа вводит в рефлексию Поплавского идею крестоношения. В сочетании с готовностью «погибать» событие смерти преображается в творческий акт, способный, по мнению автора, воскресить угасший творческий дух не только в эмигрантской среде, но и в России: «Одно ясно: только тогда эмиграция спасет и воскресит, если она в каком-то смысле погибнет в смертельном, но сладком горе…»[200]
В действительности же причинами душевной агонии многих младоэмигрантов, закончившейся их несвоевременным уходом, в том числе и смерти самого Б. Поплавского, стали одиночество, голод, нищета, болезни, наркотики, к чему привела их малая социальная и творческая востребованность: «Литературной „лавочки“ здесь мало, „товарец“ здесь не идет, как бы того ни хотели иные писатели с тиражами. Здесь живут писатели-идеалисты и русские нечесаные студенты-мечтатели, над которыми принято смеяться…» – напишет в цитированной выше статье Б. Поплавский[201]. Годом позже та же мысль будет им выражена в стихотворении «Ты устал, отдохни» из второй книги стихов «Снежный час»: «Кто нас может заметить / На солнце всемирной души? / Мы слишком малы. / Мы слишком слабы»[202]. «Чужбина литературой эмигрантских сыновей не интересовалась», – позднее горько подтвердит мысль поэта летописец молодой эмиграции В. Варшавский[203].