Не имея возможности осуществить непосредственное исследование феномена Меццофанти, трудно судить об объеме или глубине его мультикомпетенции. При желании вы можете лишь сопоставить оценки его современников с нынешними требованиями к получению подобных оценок знания иностранных языков. Так, в соответствии с ныне действующими стандартами Европейской комиссии высшей оценки за знание языка может быть удостоен лишь тот, кто «имеет хорошее знание идиоматических и разговорных выражений», «способен точно передать тонкие смысловые оттенки» и «умеет обходить и реструктурировать языковые трудности настолько гладко, что собеседник этого практически не замечает». Я не могу сказать, сколько языков Меццофанти действительно знал на столь высоком уровне.
Конечно, существует большая разница между действительно мультикомпетентным человеком и обладателем пусть даже очень большой и с большим трудом собранной «коллекции кусочков языка». Но выявить эту разницу довольно сложно, хотя можно – например, с помощью серии языковых конкурсов, которые с 1985 года проводит немецкое правительство для студентов в возрасте от семнадцати до девятнадцати лет. Участники этих конкурсов на протяжении года сдают тесты, которые включают в том числе обсуждение мультфильма и текста; письменный экзамен, состоящий из перевода, письма и анализа текста; написание эссе объемом в 3000 слов; устные экзамены и участие в многоязычных дебатах. При таком уровне проверки имитировать знание языка, а тем более нескольких (участники конкурса используют от двух до четырех языков), абсолютно невозможно.
Несколько лет назад я разговаривал с одним представителем американских разведывательных служб, который в поисках экспертов в области иностранных языков частенько имел дело с людьми, утверждавшими, что говорят на тридцати языках. Безусловно, каждый из них характеризовал свое владение языками как «свободное».
Конечно, мой собеседник относился к подобным заявлениям с нескрываемым недоверием. «Я преподаю шесть неродных для меня языков, – сказал он мне. – Я знаю, что должен делать, чтобы выучить язык, и знаю, как сделать это хорошо. Заявления этих людей не только звучат неправдоподобно, они никогда не подтверждаются на практике. Тот, кто говорит, что знает сорок языков, никогда не проходил настоящую проверку».
Затем он рассказал мне, какую работу предстоит выполнять тем людям, которых он нанимает. Они должны знать, как отличить молитву от закодированного сообщения. Как разобрать чужую речь, если она сопровождается неправильным произношением, ошибками и произносится кем угодно – нервничающим человеком или человеком, говорящим на диалекте, – и как угодно, например, по мобильному телефону в сопровождении большого количества статических помех и посторонних шумов. Такие навыки невозможно приобрести, посмотрев несколько фильмов. Необходима специальная подготовка, требующая сотни часов практики. Помимо этого, для такой работы требуется глубокое знание языковой культуры, полученное из первых рук.
Может ли один человек выполнять такую работу на тридцати языках? Наверное, нет. Но наличие сверхкомпетенции в одном языке, конечно, способствует расширению языковых навыков в десятках других. Мой собеседник рассказал, что люди, с которыми он работает, очень хорошо знают десять-пятнадцать языков. Они идут учить грузинский, затем возвращаются и говорят, что теперь хотели бы изучать эстонский – при том что в то же самое время они самостоятельно изучают еще и турецкий. В такой многоязычной среде лингвистические подвиги превращаются в повседневность. Он рассказал мне о своем бывшем коллеге, который хотел знать языки настолько хорошо, чтобы цитировать на них малоизвестные поговорки. Это стало для него своеобразной игрой. «Этот парень обладал недосягаемым уровнем знаний», – восхищался мой собеседник.
Но и не настолько совершенному знанию языка вполне можно найти практическое применение. Возможно, знания Меццофанти могли бы соответствовать стандартам авиационной индустрии, установленным для пилотов и авиадиспетчеров гражданской авиации. В 2008 году Международная организация гражданской авиации (ИКАО) представила квалификационные требования к знанию английского языка, которые вступили в силу с марта 2011 года. Их целью было повышение безопасности международных полетов. Вместе с тем введение стандартов столкнулось с определенными трудностями, вызванными лингвистическими реалиями. Одна из них состояла в огромном разнообразии акцентов, с которыми пилоты и авиадиспетчеры говорят на английском. В процессе одного из проведенных девятичасовых наблюдений было установлено, что турецким авиадиспетчерам пришлось контактировать со ста шестьюдесятью пилотами турецких авиалиний, четырнадцатью немецкими пилотами и еще со ста четырьмя пилотами из двадцати шести других стран. Все разговоры велись по-английски. При этом только в двух случаях собеседниками турецких авиадиспетчеров были пилоты, являвшиеся носителями английского языка.