— Нам повезло, — выдохнул брат.
— Погоди еще, он может передумать. Старик то непредсказуемый.
— Шаманский танец всего лишь представление. Главное уже случилось.
— Она выздоровеет?
— Через несколько часов с ней все будет в порядке. Но мы же не скажем шаману, что не верим в его танец.
Постукивая колотушкой по старому пыльному бубну, шаман долго выплясывал древний танец бога огня и напевал заклинания. Когда он закончил, то попросил чужаков больше не беспокоить его, если они не хотят об этом пожалеть и скрылся в чуме.
Наталью уложили. Максимов с братом сидели у костра и делились друг с другом впечатлениями от увиденного.
— Если с ней все будет в порядке, то и у меня исчезнут последствия облучения в бункере. — размышлял вслух Максимов.
— Ты чувствуешь что-нибудь необычное?
Максимов пожал плечами.
— Возможно, последствия наступили бы позже. Кто знает. Или я из тех у кого иммунитет?
— Наверное.
Повисла неловкая тишина, которую развеял брат:
— Пойду спать, нужно набраться сил. Завтра в путь дорогу.
— Может быть, еще посидим? Пока полешки догорают.
Брат улыбнулся и вернулся на место.
— Больно видеть, как она страдает, — он оглянулся на Наталью. — Словно я сам мучаюсь вместе с ней.
— До того, как это случилось. Какой она была?
Этот вопрос вогнал брата в задумчивость.
— Рассудительная. Попробуй угадай, что у нее на уме. Мы как два радиоприемника поймали с ней одну волну. Так удивительно это, когда совсем не ожидаешь встретить родного человека, а он врывается в твою жизнь, и ты понимаешь, что до этого она была не полной. Ты понимаешь, каково это?
— Понимаю.
— Надеюсь, что она почувствовала то же самое.
Поленья трескались в костре, искорки летали вокруг, как огненные светлячки. Ветер раздувал их и уносил. Они взлетали высоко, похожие на звезды, загорались еще ярче и резко гасли, превращаясь в пепел.
— Почему то вспомнил, как мы с тобой ездили в Красные столбы, посмотреть на эти причудливые скалы, — Максимом нарисовал пальцем на земле нечто похожее на горы.
— Это на электричке и без денег? Когда ты у смотрового на перроне десятку выпросил на туалет?
Максимов рассмеялся.
— Я и так хотел по большому, просто удачно подвернулось.
— Только вместо билета ты купил мне шоколадку, от билетерши между вагонами пришлось прятаться.
Брат собрал щепки вокруг костра и бросил в огонь.
— Дураки малолетние были.
— Я то да. А ты куда смотрел, старший брат?
— Я хотел, чтобы ты на скалы посмотрел и голодным не был.
Брат показал руками нечто большой и необъятное.
— Они крутые конечно. Мне очень понравилось. Нас там еще какой-то бородатый мужик сфотал, помнишь? И фотку отдал.
Максимов протянул ему потрепанное фото.
— У тебя сохранилось? Круто. Я такой мелкий тут. Обязательно свожу Наташку туда, даже если уже была.
— Конечно, свозишь.
— Можем съездить втроем, на обратном пути?
— Без проблем.
Наталья зашевелилась в спальном мешке. Максимов с братом затихли.
Брат салютовал фотографией, как флажком.
— Лучше пойду. Если проснется и вокруг никого не будет, испугается. Еще разбудит шамана, он нас проклянет.
— Оставь себе.
— Спасибо, — брат убрал фото в карман. — Ты спать идешь?
— Я не хочу. Если что усну здесь.
Максимов протянул ему руку. Брат крепко пожал ее. Максимов потянул его на себя и обнял. Они стояли так молча, и каждый думал о своем. Максимов едва сдерживал слезы, ведь в поездку ту, на Красные столбы он брал с собой Артура.
— Позаботься там о ней, — сказал Максимов и похлопал по плечу.
Брат отошел и сказал почти беззвучно:
— И ты.
Максимов окликнул его шёпотом:
— Там в бункере. Ты притворялся?
Брат пожал плечами и скрылся в темноте.
В эту ночь Максимов не сомкнул глаз. Время тянулось медленно, как стекающий со стола мед.
Когда брат проснулся, то долго осматривался, прикрывая глаза ладонью от восходящего утреннего солнца. Потом он вскочил и метался из стороны в сторону в полной растерянности.
Максимов незаметно подобрался к нему сзади и придавил к дереву. Не нужно было не о чем его спрашивать. Все читалось по глазам.
— Прости, — Максимов воткнул нож ему между ребер.
Кирилл сжал зубы от боли. Кровь сочилась через них.
— Володя… Володя…
Кирилл завыл и заплакал.
Максимов обнял его и держал, пока конвульсии не прекратились. Он похоронил его в вырытой ночью могиле в ста метрах от чума.