- Аннушка, дорогая, - пролепетала Черноморец, встала, навалилась на нее жарким грузным телом и расплакалась. - Что же это с тобой делается, бедняжечка ты моя горемычная, - причитала она, всхлипывая. - Пенсия проклятая, как людей ломает!
- Что ты, что ты, Зина, - растерялась Анна Матвеевна и погладила ее по голове, едва удерживаясь на ногах под тяжестью ее тела. А Черноморец, срываясь на высокие ноты, уже по-настоящему голосила. Анна Матвеевна замолчала, прислушиваясь к ее плачу, потом не выдержала, вспылила: - Да что ты, как по покойнице, Зинаида! А ну, цыц!
Черноморец смолкла и уставилась на Табачкову.
- Жива я, здорова, - сердито сказала Анна Матвеевна, - и нечего меня заживо хоронить.
- Боже мой, да что же это за бред такой! - опять всхлипнула Черноморец.
- Цыц! - снова крикнула на нее Табачкова, да так громко, что Черноморец сильно вздрогнула своим громоздким телом.
- Разум мой при мне, поэтому хватит белугой реветь, - Анна Матвеевна вытерла носовым платком мясистое лицо подруги. - Ну чем эта комната хуже той? Один стол сколько места занимал, вечно за него цеплялась. А громадный гардероб? Да на кой он мне? Посуда теперь в шкафчике на кухне, и, представь, спокойно обхожусь без купеческого серванта с его обнаженными внутренностями. Пойми, это не каприз, а необходимость.
- Ка-ка-я? - протяжно пробасила Черноморец.
- Потом, Зина, объясню. Сейчас нельзя, - многозначительно сказала она.
- А как на все это Ермолаевна смотрит?
- Никак. Мы давно не виделись.
- Опять рассоримшись?
- Вроде.
Черноморец как-то сразу заспешила, засуетилась, сказала, что у нее уйма дел, и ушла. "К Миле побежала", - догадалась Табачкова и слабо улыбнулась в недобром предчувствии.
Через час в квартиру позвонили. На пороге стояли Черноморец со Смурой и двое мужчин в белых халатах.
- Анечка, только не волнуйся, пожалуйста, - Смурая решительно вошла в коридор. - Тебя на время госпитализируют, подлечишься, и все будет в порядке. Мы с тобой в тот раз повздорили из-за чепухи, так ты не питай ко мне зла. - Она заглянула Анне Матвеевне в глаза, будто надеясь отыскать там нечто очень интересующее ее, и, ничего не найдя, занервничала; Одевайся, дружочек, поехали.
- Погодите, - сказал мужчина с портфелем, видимо, врач. - Пройдемте в комнату. Посторонних прошу выйти.
С покорным вздохом Анна Матвеевна подчинилась. А потом было то же, что когда-то на приеме у усатого доктора. Ее обслушивали, осматривали, обстукивали, проверяли рефлексы и реакции.
- На что жалуетесь? - спросил доктор.
- Здоровая я, как коровушка, - грубовато ответила она, здравомысляще умолчав о голосах.
- Идемте, - кивнул доктор санитару. - Нам здесь делать нечего. Вызов ложный.
- То есть как ложный? - выскочила из кухни Смурая. - Да она делает глупость за глупостью, да если все проанализировать...
- Вот и анализируйте на досуге, - спокойно сказал доктор.
- А это, по-вашему, что? - Нина Ермолаевна пнула ногой мотоцикл. Думаете, зачем она купила его?
- Мужу или сыну? - спросил санитар, рассматривая "яву".
Смурая нехорошо засмеялась, но спохватилась и громким шепотом сказала:
- Себе! Она думает ездить на нем сама! Са-ма!
- Это правда? - доктор с интересом обернулся к Анне Матвеевне.
Она смутилась, однако нашла в себе мужество спокойно кивнуть.
- Да.
Доктор внимательно посмотрел на нее и улыбнулся.
- Надо же, - сказал он с явным уважением. - Впрочем, ничего необычного. Слыхали о летающей бабушке? Есть такая в США - Мариам Харт. В свои восемьдесят три года установила новый мировой рекорд на одномоторном самолете "Бичкрафт": перелетела через Атлантический океан и приземлилась в ирландском аэропорту Шеннон.
- Ну вот, а мне еще и шестидесяти нет, - торжествующе сказала Табачкова.
- При чем тут какая-то Мариам? - подала голос Черноморец, до сих пор молча наблюдавшая за всем. - Ведь это не у нас.
- А у нас, может, будет что-нибудь любопытней, - доктор моргнул санитару, и они ушли.
- В конце концов, мотоцикл - не самолет. Почему бы и нет? - Анна Матвеевна примирительно взяла удрученных подруг под руки и повела в комнату.
Чего только не случилось за эти длинные таять дней!
Ты лежал в незнакомом городе с сердечным приступом, и молодые рассеянные врачихи по неопытности вводили тебе в вену не то лекарство, что нужно.
Твой горящий самолет с отломанным крылом падал в море.
Ты попадал под колеса автомобилей.
Поезд, на котором ты уже возвращался домой, летел под откос.
Мощные геологические катаклизмы оторвали от континента полуостров, и он скрылся в морской пучине со мною и с Ней. А ты, убитый горем, без крова, одинокий, вмиг постаревший лет на десять, поехал искать свой последний приют к сыновьям.
Уф, какая же я глупая и счастливая! Ты здесь! Рядом! Жив-здоров!
Не пущу больше ни в какую командировку - с ума можно сойти от всяческих мыслей! А если понадобится куда-нибудь ехать, съездим вместе.
Пока я рядом, с тобой никогда ничего не случится.
Интересно, какой будет любовь у человека будущего? Его духовный мир представляется настолько красочным, содержательным, что в нем, видимо, найдут место самые разные формы любви. Кто-то до конца жизни не устанет открывать и совершенствовать вместе с собой своего друга. А в ком-то расцветут сразу несколько привязанностей, и каждая будет по-своему глубока. Может, это кому-то и принесет боль, но унижение, оскорбление никогда! Потому что исчезнут непорядочность, измена, скудость души, то есть все, что порождает мелочные, бытовые драмы.
Я хотела бы снова появиться лет через триста. Но с условием - чтобы рядом был ты.
Встреча с лейтенантом Яичко надвигалась быстро и неотвратимо. Теперь к нему было сразу три просьбы: помочь сдать на права, достать карту города и похлопотать о телефоне - Аленушкин сказал, что лишь с телефоном они смогут запеленговывать нужные голоса. Все сейчас зависело от того, какой человек вырос из белобрового мальчишки, который когда-то давным-давно, балуясь, сломал ей швейную машину марки "Зингер" и при редких встречах с виноватой улыбкой вспоминал об этом.
И вот они встретились. Белобровый мальчик превратился в круглощекого мужчину невысокого роста, с яркими, прихваченными из детства губами. Он сразу узнал Анну Матвеевну. Радушно улыбаясь, усадил в кресло. Вначале они говорили о Мишуке, вспоминали забавные истории из их общего с ним детства, и, конечно, сломанную зингеровскую машинку. Когда разговор исчерпался, молча взглянули друг на друга. "Пора!" - сказала себе Анна Матвеевна и, ничего не маскируя и не привирая, открыла причину своего визита.