Понимание того, что дом не должен быть большим приходит только с возрастом. «Если бы я знал, что дети не останутся с нами жить, я бы не стал строить такой большой дом», – всегда произносится обиженным тоном, как будто кто-то кого-то обманул.
А сам-то ты, дядя, хотел бы жить со своими родителями? Ну, а фигли, тогда?!
Пять спален для гостей! Да, где ты, жлобный индивид, столько гостей найдешь? Строил бы тогда сразу гостиницу. Или турбазу.
Дом должен быть не большим, а уютным, а это уже искусство и свойство души хозяев. В таком доме друзьям никогда не тесно – на кухне тоже можно спать.
С такими возвышенными мыслями, я постучался в другой сельский дом на улице. Снова открыла женщина. Формулировку запроса я сменил. «Не подскажете, где можно было бы остановиться до завтра?». После непродолжительного диалога, смысл которого свелся к «живи, сколько хочешь», я понял – мне придется, как в притче, или забить козла, или изменить жене, или самое простое – выпить вина (в контексте привязки к местности, водка или самогон). А затем исполнить и первое, и второе; и снова третье. Я вежливо отказался, сославшись на нежелание стеснять. «Ну, иди к Митричу. Через три дома отсюда» – разочарованно послала меня женщина. И в ее презрительном взгляде я рассмотрел то же желание подвесить меня за причину. Какие-то воинствующие феминистки! Или наоборот? Лучше, на самом деле, к Митричу.
Митрич оказался тихим алкоголиком, как он сам себя представил. Поэтому мы с ним быстро нашли общий язык и обо всем договорились. Он выделил мне небольшое помещение с необычным названием, которое я не запомнил. Комната была пустой и поэтому чистой. Но содержала в себе окно, которое не открывалось, и деревянную кровать, видимо нары. После предыдущей бессонной ночи я пришел к выводу, что спать лучше днем. И завалился бы сразу, но по условиям контракта я должен был дождаться Митрича, который метнулся с предоплатой в магазин. И обязательно с ним выпить.
Чтобы не мять титьки, как выразился Митрич, и не затягивать обычное «после первой и второй», мы хряпнули с ним по стакану. «И в самом деле, чего тянуть?» – согласился я и отполз, чисто по-английски, не успев передать приветы тем, кто еще не подошел.
Пробудился я уже после обеда, чтобы пообедать. Митрича я нашел в позе лотоса, молящегося на образа. Перед ним на полу стояла бутылка и несколько стаканов. В каждом было понемногу налито. Видимо, старик продолжал пить. То ли с богом, то ли с демонами. Он шевелил губами. Иначе я решил бы, что он умер сидя. На меня он не реагировал и иных признаков жизни не проявлял. Я не обиделся. Иногда мне нравится интимное поглощение пищи.
После трапезы я снова улегся спать. И почувствовал себя своим собственным котом, который всегда выбирает место для безмятежного сна около меня. Я, как мой кот, чувствовал себя в полной безопасности: ни мертвяки, ни дикие троллейбусы на меня не нападут, пока старик молится. Люди называют это преданностью, на самом деле это примитивный инстинкт – вожак, или хозяин, не даст в обиду, под его защитой можно смело вытягивать лапы, не боясь за свои еще некастрированные яйца.
Перед тем, как окончательно лечь спать, я проснулся, чтобы посикать. Митрич сидел в той же позе, и снова был жив. Бутылки перед ним уже не было, но в стаканах еще плескалось. «Подливает, чтобы не испарялось», – решил я и уснул.
Ночью я еще раз вставал по той же нужде и новой причине – уже не спалось. Но Митрич как истукан продолжал сидеть в той же позе и медитировать. Стаканы перед ним были почти пусты – видимо духи тоже употребляют. Интересно, кто из них побежит в магазин, когда все закончится? И чтобы не послали меня, я решил до утра притвориться спящим.
С задачей я справился успешно и проспал до семи утра.
Глава 9. Клоуны, монголы и нефтепровод.
Поутру, я не застал Митрича на нашей планете. Во всяком случае, в доме его точно не было.
Завтрак у меня получился не авантажным. Я посеял зерна соли на кусочки черствого хлеба, обильно полил посадки растительным маслом нахаляву и,… не дождавшись всходов, отправил все в пищеварительный тракт. У меня там как раз была запланирована встреча с изжогой. Покидая дом, я доплатил за соль и оставил немного денег на просад. К восьми утра я уже был у конторы заповедника. Это было заново отстроенное здание. Около крыльца курили мужики. У каждого был оранжевый ранец с гофрированным шлангом. Шланг заканчивался ручным насосом, типа велосипедного, и раструбом на конце. Сначала я решил, что это опрыскиватели. Но представив, как лесовики опрыскивают чернику от парши и столетние сосны от короеда, я понял, что это чушь.