А вот в деревне их практически не было – сороки были только в лесу. Потому что мусора тоже не было – ни одной общественной свалки на всю деревню. Старые ботинки сжигались в бане, а что не горело, закапывалось на «задах» в землю (в основном это были консервные банки). А сейчас попробуй сжечь что-нибудь в бане. Все! Баня не удалась – жар не тот.
Получается, чтобы вернуть птиц на дачу я должен выполнить программу минимум:
а) убить собственного кота, б) отгородиться от соседских извлекателей репы непроходимым забором, в) начать отстреливать сорок. Как-то это не орнитологично получается?! Грубое вмешательство в живой биоценоз.
А программа максимум? Вот тут все просто. Программа максимум – это стандартная экологическая программа – убить всех! Чтобы некому было даже сорри-ть за мусор, сам-то я, дескать, не буду, я же эколог. И сразу наступит идиллия. Опарыши будут пожирать трупы котов и соседей. Из опарышей, не сразу, а потом, будут вылупляться мухи. Птицы будут питаться этими мухами и сказочно петь от удовольствия. Экология, не как этап развития биологии, а как прикладное общественное движение (от слова «приклад»), штука жестокая, она не признает человека животным. И значит, у человека нет никаких прав на среду обитания. Твой дом неожиданно встал на пути миграции бобров?! Все. Тебе не повезло, забирай свои манатки, и да здравствуют бобры! Еще и климату спасибо – у гиппопотамов от нашего мороза насморк и мигрень. Так что потепление климата для дачника смерть.
С такими грустными мыслями о судьбе своих соседей по участку… и котов, я шел вдоль заросшего кладбища. Я знал, что сейчас будет Пижна. Когда, более двадцати лет назад, мы с Димкой подходили к поселку, уже вечерело, и кресты вдоль дороги придавали нам прыти. Поэтому я и запомнил этот переход из царства мертвых в мир еще живых.
Пижна уже тогда умирала, но мы не поверили. Была пятница, было шумно, люди пели почти всю ночь. Возможно, праздновали свадьбу – я точно не помню. Мы с Димкой расположились под высоким берегом. Здесь нас и нашел местный Дембель. Он только что вернулся из армии домой и был при полном параде: шевроны, лычки, фуражка, отполированная изогнутая бляха кожаного ремня – все как полагается. Возможно, даже само торжество было по случаю его прибытия. Я не помню. Но он точно звал нас к столу, но мы постеснялись. Он просидел с нами до самой темноты, поведал что-то про армию, которая ждала меня уже осенью, потом принес нам вяленой рыбы. Он-то нам и рассказал, что когда начались пожары 72 года, все жители поселка спасались тем, что залезали в Сежу по самую шею. Только там у самой воды можно было дышать. Поселок развивался при Советской власти после войны как лесозаготовительный, давно свел все леса в округе и перешел на заготовку торфа, вот торфяники и горели, забивая и без того раскаленную атмосферу удушливым едким дымом. А после 72-го и торфоразработки закрыли, людей стали расселять. По его словам большинство перебралось в Старый Яр вместе со своими домами.
Ночью мы с Диманом жутко замерзли. Вернее, мы мерзли всю ночь, пытаясь спать. Кусок полиэтилена, в который мы заворачивались в предыдущие ночи, на речном песке оказался совершенно бесполезным. С того случая я всегда беру с собой в поход палатку, и никогда не ставлю ее на песке. Интересно, что до этого мы всегда ходили без нее, по причине ее отсутствия.
Чуть стало светать, мы тронулись в путь с единственной целью – закончить поход сегодня, чтобы больше никаких ночевок. Мы шли по еще темной улице, и никаких следов запустения не заметили: обычная деревня. На самом краю мы прошли мимо двора с раскрытыми воротами. Во дворе горела лампочка, и мы видели, как женщина доила корову – скоро погонят стадо. Жизнь шла своим чередом.
Я не знаю, через сколько лет, снова попал в Пижну. С рекой я почти не расставался. После армии, пока учился в университете, мы каждый год сплавлялись на байдарках на майские праздники. По очень жесткому графику – четыре дня на всю реку. С учетом весеннего паводка, это реально, но без ловли рыб, ворон и осмотром окрестностей. Поэтому Пижна для нас была только ориентиром в пути. И когда однажды я все-таки взобрался на ее крутой берег – было уже поздно. На огромном пространстве лежали останки каких-то хозяйственных построек и раскиданы предметы человеческого быта. Я почувствовал себя космонавтом, который вернулся на Землю, но опоздал: цивилизация уже разрушена, людей больше нет. Сбылась мечта экологов, ура! Кругом только многочисленные зеленые ящерицы, которые снуют по обломкам.