– Когда я вытащил его из этой землянки, – медленно заговорил Саша, – он уже почти разучился говорить и первое время только мычал, как немой. Немой, но мытый. Каждый день он растапливал в корыте снег и мылся. Как он потом признался, он боялся запаршиветь. По-моему, только эта страсть к чистоте его и спасла. А иначе бы получилось как у Джека Лондона: зачем вставать, топить печь, готовить еду, если можно не вылезать из-под одеяла. А весной найдут хижину, полную еды, и тебя, замершего в собственной постели.
– Саша, а зачем ты мне все это говоришь? Да еще в такой назидательной форме и ссылками на классиков? – спросил я злобно. Мне очень не понравилась картина, им нарисованная и примеренная на меня. Я молодой, красивый на вонючем одеяле, свернувшись калачиком на самой верхней полке; весь грязный, немытый, да еще и истлевший, погрызенный со всех сторон мышами и завернутый в пыльную паутину. А кругом еда, еда, еда, еда, еда… И даже на печке сверкает еще невыстреленная бутылка шампанского, которого я терпеть не могу. Да… бедняга даже до Нового года не дотянул!
– Причин много, – задумчиво проговорил Саша и потянул меня за рукав на обратный курс. – Как минимум три. Первая философская – иногда очень тонкий культурный слой в голове, оказывается сильнее мощнейших пластов врожденных инстинктов, лежащих ниже. Простая привычка чистить зубы по утрам, иногда может спасти тебе жизнь.
– Давай-ка, на мне не показывай, – демонстративно возмутился я.
– Хорошо, – согласился Саша. – Второй урок я полностью усвоил сам. Когда долгое время живешь один и даже не слышишь человеческую речь…
– Купи, себе говорящего попугая, – перебил я. – Это закон Робинзона Крузо, не ты его открыл.
– Молчаливая мышь тоже подойдет, – как ни в чем не бывало, продолжил Саша. – Главное, чтобы было с кем поболтать. Я по природе своей человек необщительный. Ты, наверное, сам это заметил, когда пришел в Пижну. А сейчас я болтаю без умолку – мне самому противно. Учу тебя жить, раскрываю перед тобой тайны Вселенной – короче, несу всякую чушь. Поверь, это не ради тебя, и тем более не ради того, чтобы порисоваться. Передо мной стоит образ мычащего Аркадия, и я боюсь. Это мой страх.
– Кто такой Мычащий Аркадий? – не понял я.
– Ну, как?! – споткнулся Саша. – Аркадий Октябринович?! Старик, которого ты разыскиваешь.
– Он, что до сих пор мычит?
– Ну, нет. Сейчас он разговаривает вполне сносно, если зимой не помер. Но разговорить его очень трудно – очень скрытный. Зато теперь он постоянно разговаривает с деревьями, когда один. Или со своими козами. И я не знаю, что это: или он тихонько тронулся мозгами (по возрасту уже пора), или просто, как ты говоришь, «купил себе говорящего попугая», или на самом деле научился разговаривать с березами.
– А чем он питался зимой? – поинтересовался я.
– Он нормально запасся. У него была картошка, чтобы не заработать цингу. Мука. Макароны. Много консервов, в основном рыбные. Чтобы все это сохранить от мышей у него был кот Васька. Но от Васьки не было никакого толку, и тогда Аркадий Октябринович его съел.
Глава 16. Урфин Джюс и его деревянные солдаты
В конце недели приехал Сашин егерь с женой и бородой как с портрета Льва Толстого. Его тоже звали Александр. Это я запомнил по ходу идентификации бород еще при первом знакомстве с Сашей. Егерь принял на себя управление охотхозяйством. Процесс передачи состоял из передачи ему, того самого журнала, в который были занесены мои цели и задачи по прибытии в Пижну. Да, еще приходила жена Льва Николаевича, очень милая и обаятельная женщина. И настоятельно потребовала запереть погребок на висячий замок. А ключ утопить в Северном Ледовитом океане, чтобы «её Саша» его не нашел, пока начальство отсутствует. Так мы и сделали, а потом снялись с якоря и отправились в Черноречье «навестить Октябриныча».
По моим представлениям по карте расстояние от точки «А» до точки «БЫ» было бы небольшим. Но Саша сказал, что напрямую идти нельзя по двум причинам.
Во-первых, это территория заповедника (и хотя его там все любят и ждут, можно нарваться на административный штраф). По первому пункту я его очень активно поддержал, хотя Саша и не понял природу моей принципиальности по соблюдению режима охраняемых территорий, с учетом того, что неделю назад я оттуда и пришел. Про дикий троллейбус я ему рассказывать не стал. И хотя на этот раз зона обитания техногенного монстра теоретически не совпадала с нашей траекторией, мне бы не хотелось рисковать – вдруг он поменял маршрут.
Второй причиной были вешние воды. Несмотря на то, что сама Сежа уже давно вернулась в свои берега после половодья, все притоки, ручейки, болотца и старицы были еще полны водой и служили бы для нас труднопроходимыми препятствиями. Поэтому мы пошли по дороге, заведомо согласившись на большой крюк. Во многих местах дорога оставалась подтопленной, и нам приходилось перебираться по жердочке или разуваться до колен, чтобы перейти низкий участок вброд. Это было особенно мучительно – холодная талая вода сводила ноги. Но в любом случае, когда к трем часам дня, мы веселые без весел подгребли к Черноречью, я не чувствовал себя сильно уставшим.