Анна ступает на ринг со мной, и я прижимаю её к себе, целую с такой страстью, чтобы весь мир смотрел на это. Потом я взбираюсь на канаты и снова вою, в знак благодарности за свою новую удивительную жизнь.
Толпа продолжает сходить с ума, люди празднуют победу вместе со мной.
После того, когда я заканчиваю свою часть шоу, я помогаю Анне выбраться с ринга, и мы идём рука об руку вверх по пандусу, чтобы пробраться за кулисы.
В тот момент, когда мы проходим через занавес, я тяну её в объятия, и она хихикает.
– Это было удивительно, Ксавьер. Какой порыв!
Целую её в губы.
– Мне очень понравилось, когда ты рядом.
– Хорошо, – говорит холодный голос, прерывая наш интимный момент. – Отныне она частью шоу.
Мой взгляд направляется к моему боссу, который стоит и открыто смотрит на нас с угрюмым видом на лице, он одет в серебряный костюм, который соответствует его прическе и имени. Я поднимаю брови и мгновенно понимаю, что я по уши в дерьме. Господин Сильверман (Сильвер – с англ. серебряный) никогда не говорит со штатом, если он не поощряет или не увольняет одного из нас.
– Нам повторять это, сэр? – Я спрашиваю.
Он засовывает руку в карман пиджака.
– Ты взял свою подругу на ринг, невольно делая её частью шоу. Её контракт подпишем, когда поговорим. Мы не можем рисковать, когда ты выйдешь снова один. Я не люблю промахов, мистер Колд.
Я не думал об этом, но мне нравится идея, что она будет в моём углу каждый раз.
– Она должна подписать контракт сегодня?
– Отведи её в юридический отдел, а затем беги в душ. Я хочу закончить прежде, чем вы уедете сегодня вечером.
– Да, сэр, – я отвечаю, когда он уходит.
Господин Сильверман делает паузу на полушаге и поворачивается на каблуке.
– Ещё одна вещь. Когда сценаристы говорят тебе что делать, ты это делаешь. Я очень разочарован, что ты не дал поклонникам более длительный бой.
Ебать.
– Это больше не повторится, сэр.
Он кивает.
– Смотри, чтобы это было так. Я хочу, чтобы ты следующий сценарий заучил назубок, если хочешь сохранить свою работу здесь.
– Я так и сделаю. Вы можете рассчитывать на меня.
Этот ответ, кажется, успокаивает его, потому что он улыбается и оставляет нас. Господин Сильверман никогда не улыбается, поэтому он удивляет меня немного. Этот человек всегда так чертовски серьёзен.
Я зажимаю Анну в моих руках.
– Это хорошая новость. Теперь ты можешь быть в моём углу каждый бой и получать за это деньги.
Она поднимает брови.
– В самом деле? Это работа моей мечты.
Я вздыхаю.
– Это, пока они не хотят, чтобы ты сделала что-то физически. Вот где я собираюсь провести черту, красавица. Я не позволю тебе получить травму во время моего выступления. Если они попросят тебя сделать это, я хочу, чтобы ты ушла.
Она кивает.
– Хорошо, но я всё ещё буду уходить с тобой за кулисы, не так ли?
– Конечно, но ты не будешь выходить на ринг больше.
– Кажется справедливым.
Я не могу поверить: первый раз в жизни, всё на самом деле работает в мою пользу. У меня есть любимая карьера, и женщина, которую я обожаю. Жизнь не может трахнуть слаще!!!!.
* * *
Анна и я идём в отель, взявшись за руки. Мне нравится, что мы всегда вместе. Приятно чувствовать себя рядом с ней.
Толпа, около десяти человек, слоняется у лобби. Независимо от того, куда мы едем, таблоиды сообщают им, где мы останавливаемся. Не то, чтобы я жалуюсь. Фанаты, приехавшие на шоу и покупающие рубашки с моим лицом плюс к моей зарплате, у меня нет проблемы, уделять им несколько минут своего времени.
Толпа нас окружает немедленно, мелькают вспышки фотокамер, и я начинаю раздавать автографы. Анна отступает и позволяет им побыть со мной. Маленький мальчик в возрасте около десяти лет, сидит в инвалидной коляске, в бейсболке с моим сценическим псевдонимом. Я спускаюсь колени рядом с ним и беру плакат и маркер, которые он держит.
– Как тебя зовут, малыш?
– Ксавьер! – Хихикает он. – Так же, как и вас.
Маленькая пышная брюнетка в очках подталкивает его за руку.
– Это не так, Джонни. – Её глаза поднимаются к моим. – Вы его герой, и он хочет быть таким же, как вы.
Я улыбаюсь, и подмигивают мальчику.
– Джонни - тоже довольно мужественное имя.
– Вы так думаете? – Глаза Джонни сверкают от радости.
– Да. Тебе идёт. – Я передаю ему его вещи с моим автографом.
– Спасибо вам большое, мистер Колд. Это будет так много значить для него. С тех пор как умерла его мать, он действительно замкнулся в себе. Он счастлив только тогда, когда смотрит Вас по телевизору, – говорит мне брюнетка.
Мои губы тянутся в тонкую линию. Жаль, что у меня нет ободряющих слов, чтобы рассказать малышу, что боль становится легче со временем, но сказав их, я бы чертовски солгал, и я не хочу этого делать. Поэтому я даю стандартный ответ.
– Рад помочь. – Я машу остальной толпе. – Я должен идти. Приятно познакомиться.
Меня охватывает паника, когда я не сразу замечаю Анну. Мои глаза сканируют лобби, и я быстро улавливаю её разговор с пожилым латиноамериканцем в углу комнаты.
Я сгибаю пальцы, и направляюсь к ним. Не позволю никому беспокоить Анну.
Она не видит меня, когда я подступаю к ней сзади, но человек с негодованием смотрит через плечо на меня. Лучше пусть он сам уберёт это выражение со своего лица, прежде чем я сделаю это за него.
– Это из-за него ты убежала из дома? – Губы мужчины сжимаются. – Это так похоже на тебя, Анна.
Вот дерьмо. Это её отец – отец, который по её словам ненавидит её.
Всё моё тело напрягается. Отец он или нет, я не позволю ему прикоснуться и пальцем к ней снова.
Анна смотрит на меня, но возвращает взгляд на отца.
– Ты ничего не знаешь обо мне, или о том, что я хочу.
– Ты моя дочь, я знаю, что лучше для тебя. – Он хватает её за локоть. – Хорхе сказал, что примет тебя. Когда мы вернёмся, вы можете исправить положение между вами двумя.
Недолго думая, я убрал его руку от неё.
– Нехер к ней прикасаться, – я рычу. – Я видел, что вы сделали, когда распустили свои руки в последний раз. Вы не поставите ещё один чёртов синяк на ней снова.
Он сужает глаза.
– Мне не нравится твой тон, и то, на что ты намекаешь. Я – христианин. Я наношу физические наказания, когда это необходимо. Это моё право, как её отца.
Мои ноздри расширяются, и кровь закипает под кожей.
– Это чёртова фигня! Походы в церковь не оправдывают избиение другого человека. Вы больше никогда не получите ещё один шанс прикоснуться к Анне, это я вам обещаю.
Её отец имеет тот же вид, как и большинство мужчин, когда я им угрожаю.
Страх.
Я поднимаю свой подбородок и смотрю на него сверху вниз, давая понять, что он не заберёт её ни при каком раскладе.
Её отец качает головой и указывает на меня.
– Это? Ты оставила всю свою семью из-за него? Из-за татуированного панка?
Его слова не беспокоят меня. Меня называли гораздо хуже в моей жизни.
– Не говори о нём так, – Анна отстреливается.
– Этот недоносок? Он не будет делать ничего, кроме как разрушать твою жизнь. – Он снова хватает её за руку, и ярость наполняет меня.
Прежде, чем я могу оттолкнуть его от неё снова, Анна дергает свою руку.
– Я люблю его, и я не уйду с тобой.
Моё дыхание перехватывает в то же время, как её отец открывает рот от шока.
Она любит меня? Как это чертовски возможно? Единственный человек, которого я когда-либо любил в своей жизни – моя любовь убила её. Я не могу пройти через это снова.
Я не могу вытерпеть это ещё раз.
Это неправильно для неё – любить меня. Я этого не заслуживаю. Она не заслуживает того, чтобы я сделал это с ней.
Её отец прав. Я уничтожу её.
Но я не позволил бы ему ее забрать. Он может причинить ей боль, а я пообещал, что не позволю никому сделать этого.