Несколько месяцев Лэн увлеченно тратил деньги республики Тидон. Он закупил все необходимые ингредиенты, заказал лучшему кузнецу города огромный бронзовый котел, в который статуя Протеуса поместилась бы с головой, и, не торгуясь, оплатил доставку лучших можжевеловых дров с далеких холмов. Когда наконец все приготовления были закончены, выяснилось, что яйцо саламандры протухло. По-видимому, его следовало хранить в каких-то особых условиях, о которых странствующий купец ни словом не обмолвился. Лэн, еще не веря в то, что судьба повернулась к нему спиной, бросился разыскивать новое яйцо, но тщетно. Яйца саламандры не зря считались исключительно редким товаром.
Лэна спасло только его врожденное хладнокровие. Он подменил попахивающее яйцо искусно выточенным из красноватой яшмы шаром и, дождавшись новолуния, как ни в чем не бывало приступил к таинству. Кровь Титана дышала и пенилась в котле, переваривая драгоценные диковины, привезенные из отдаленных краев, — перья феникса, толченые рога кумара, семена травы Пта. Когда огонь погас и поверхность остывшего варева покрылась жирно поблескивающей пленкой, в котел на медных цепях осторожно опустили гранитного Протеуса. Результата теперь следовало ожидать не раньше конца лунного месяца, но Лэн, нисколько не сомневавшийся, каким этот результат будет, потратил оставшееся у него время с умом: через подставных лиц оплатил место на корабле, курсировавшем между Тидоном и Эпидафнией, нашел на невольничьем рынке молодого раба подходящего роста и сложения и подкупил почтенную храмовую проститутку Сури, в юности игравшую богинь на священных праздниках. За пять дней до урочного часа он объявил старейшинам, что удаляется в свой загородный дом для общения с божеством. Подозрительные старейшины наотрез отказались выпускать Лэна из города, предложив ему медитировать в приделе храма, неподалеку от котла, в котором свершалось чудо трансмутации. Торг продолжался не час и не два. В конце концов Лэн неохотно признал правоту своих нанимателей, а они, в свою очередь, сочли разумным, чтобы вместе с магом в храме находились несколько его рабов. У входа и выхода из святилища поставили охрану из числа гвардейцев Совета старейшин.
Дальнейшие события показали, что боги любят щедрых и находчивых и смеются над жадными глупцами. К тому моменту, когда слегка позеленевшего от долгого пребывания в котле бога-покровителя Тидона извлекли на свет, Лэн находился уже на полпути к Эпидафнии. Человек, которого гвардейцы по приказу рассвирепевших старейшин едва не утопили в том же котле, оказался переодетым рабом. Выяснилось, что подкупленная магом храмовая проститутка с помощью притираний, которыми пользуются актеры, изменила облик Лэна, придав ему свои собственные черты и снабдив скромным платьем. Поскольку за Сури никто из стражников не следил, магу не составило труда выйти из святилища и добраться до гавани. Вместе с Лэном исчезла и надежда на получение дармового золота, не говоря уже о четырнадцати израсходованных впустую талантах. Республика Тидон объявила Лэна врагом государства; за его голову была обещана награда (не слишком, впрочем, значительная), а по следу беглого мага пустили наемных убийц. Но куда больше осложняли жизнь Лэна его подмоченная репутация и необходимость менять место работы всякий раз, когда слухи об обманутых старейшинах Тидона достигали ушей его покровителей. Лэну редко удавалось продержаться на одном месте дольше двух месяцев; список городов и стран, предоставлявших ему временный приют, вряд ли поместился бы на пергаментном свитке длиной в локоть. Даже для странствующего повелителя духов подобная суетливость выглядела как-то подозрительно.
Так Лэн заработал двусмысленное прозвище Бар-Аммон, что означает Сын Ветра.
— Что тебе нужно? — грубо спросил Лэн, остановившись на пороге своей комнаты. Он никогда не запирал дверь, рассчитывая на естественный страх простецов перед магией. Однако тот, кто лежал сейчас на его кровати (глиняной, как все в этом дурацком дворце, но покрытой теплыми овечьими кошмами), простецом не был. Кем угодно можно считать господина Обэ, подумал Бар-Аммон, изучая заросшую черным волосом переносицу незваного гостя, — интриганом, продажной шкурой, расчетливым негодяем, — но только не простецом. — Я не звал тебя.