— Погоди! — нервно вскричал он. — Есть еще кое-что… Одну минутку… — Трясущимися пальцами Лэн расстегнул куртку и нашарил потайной карман. Вытащил тяжелую коробочку и потряс ею перед собой. — Вот, погляди! Ты же видишь в темноте, не так ли?
— Что это? — холодно осведомилась Элия.
— Кольцо, — торопливо объяснил Лэн. — Кольцо Суббахи, реликвия Уммы. Я должен был надеть его тебе на палец… в случае, если бы счел тебя подходящей невестой…
Воцарилось тяжелое молчание, с каждой секундой которого Бар-Аммон все больше убеждался в том, что опять сказал что-то не то. Наконец он почувствовал, что коробочку аккуратно вынули у него из пальцев. В тишине отчетливо треснула сломанная восковая печать.
— Кольцо Суббахи? — медленно проговорила принцесса с какой-то новой, непонятной ему интонацией. — Что за странные шутки!.. Он действительнохотел, чтобы я его надела?..
— Да, принцесса, — кротко ответил Бар-Аммон. — Но я должен был отдать тебе кольцо только после проверки.
— Не мели чушь! — раздраженно прикрикнула Элия. — Ты же сам признался, что не владеешь магическим зрением…
Она пробормотала что-то на неизвестном Лэну языке, звучавшем так жутко, что мага пробрала дрожь.
— Ты уверен, что рассказал мне все? — мягко поинтересовалась принцесса, прекратив бормотать.
Лэн, с тревогой всматривавшийся во тьму, быстро закивал.
— Клянусь благодатью богини Истури! Если, конечно, не считать того, что я должен был передать твоему отцу дары князя Уммы…
— Никакие дары не могут идти в сравнение с кольцом Речного Дракона, — задумчиво произнесла Элия. — Я не понимаю, почему Замурру решился на такой шаг… просто не понимаю…
Бар-Аммон, затаив дыхание, ждал своего приговора. В том, что это будет именно приговор, он уже не сомневался.
— А раз так, то я должна как следует над этим поразмыслить, — решила наконец принцесса. — Что ж, повелитель духов, тебе везет. Ты останешься жить… пока. Я отпускаю тебя. Мои слуги покажут место, где ты сможешь переночевать.
Лэн почувствовал себя человеком, выбравшимся из пасти крокодила. Он глубоко вздохнул и поднялся, отчаянно балансируя на скользком полу.
— Кольцо пока побудет у меня, — пояснила Элия. — Возможно, я покажу его отцу…
— Кстати, об отце… — Бар-Аммону удалось добраться до стены, и это придало ему смелости. — Я ведь должен был с ним встретиться…
— Можно подумать, у него нет больше дел, — хмыкнула принцесса. — А если б и не было, зачем тебе с ним встречаться? Думаешь, все карлисы такие же добрые и терпеливые, как я? Да отец тебя в первую минуту превратит в ледяную статую и украсит ею свой дворец… хотя дворец-то как раз вряд ли. Но для его охотничьего домика ты отлично сгодишься…
Лэн попятился к двери и попробовал потянуть ее на себя. К большому его облегчению, она подалась так же легко, как и час назад.
— Постарайся поспать, — посоветовала Элия на прощание. — Возможно, это твоя последняя ночь. Я найду тебя, когда буду готова…
Бар-Аммон слегка отворил дверь и, не оборачиваясь, протиснулся в щель. Застывшие на площади всадники на мгновение показались ему близкими, словно родные братья. Он приветливо помахал им и принялся спускаться по скользкой крутой лестнице.
Заснуть он так и не смог. В комнате, куда его привели, стоял лютый мороз. Ни камина, ни очага Лэн не обнаружил, как ни старался. Посередине комнаты громоздилась огромная глыба темно-красного камня, застеленная белой шкурой какого-то крупного животного. Предполагалось, видимо, что она послужит гостю ложем. Лэн сорвал шкуру, оказавшуюся, по счастью, толстой и мохнатой, завернулся в нее и до рассвета ходил от стены к стене, время от времени подпрыгивая и приседая.
Когда в узкие окна комнаты потянулись бледные пальцы рассвета, Бар-Аммон окоченел так, что не мог уже даже подпрыгивать. Он доковылял до тяжелой каменной двери и принялся скрести ее замерзшими пальцами. С тем же успехом можно было царапать скалу. Стражники, если они и стояли в коридоре, никак не реагировали на его слабые попытки привлечь к себе внимание. Да и чем коридор так уж отличался от той клетки, куда его поместили? Ясно же, что не наличием камина. «Ледяные демоны не любят огня, — тупо повторял про себя Бар-Аммон, — прав был Озимандия, когда говорил про единственный способ одолеть карлисов… Но откуда же мне взять огонь в этом проклятом городе? Положим, в тюках кое-что было… кое-что, годящееся для устройства небольшого магического фонтана пламени… но тюки забрали слуги Элии…»
Холод парализовал волю Лэна, мышцы одеревенели и перестали слушаться. Он медленно сполз по шершавой плите на пол и прислонился к двери. Засунул потерявшие чувствительность пальцы в полость меховой куртки, где было чуть-чуть теплее от обреченно продолжавшего биться сердца. Лэн слыхал о том, что смерть от холода считается одной из самых безболезненных — вроде бы просто засыпаешь, и все, — но теперь убедился в лживости этих рассказов. Сна не было ни в одном глазу, а тело ломило так, будто оно только что побывало под копытами табуна диких лошадей. Маленькие металлические молоточки изо всех сил колотили в виски, мочевой пузырь пронзало тонкой зазубренной иглой. «Хорош же я буду, — с бессильной злобой подумал Лэн, — когда слуги принцессы придут за мной: завернутый в дурацкую шкуру, плавающий в луже собственной мочи… Нет, нужно немедленно что-то придумать!»
Пальцы сами нашарили висевший на шее заветный кисет и вытянули его наверх из-под ворота накидки. Самым сложным оказалось растянуть шнурок, перетягивавший горлышко. С третьей или четвертой попытки это наконец удалось, и Бар-Аммон, неловко наклонившись, засунул нос прямо в мешочек. Содержимого в мешочке оставалось совсем немного, но на одну понюшку должно было хватить. Он зажмурился и изо всех оставшихся сил втянул в себя воздух.
Обычно порошок холодил ноздри и щекотал небо, но теперь Лэн ничего подобного не почувствовал. Он даже успел испугаться, не вышло ли какой ошибки, и в этот момент порошок подействовал. В голове у Бар-Аммона мягко взорвалось что-то. теплое и обволакивающее; вниз по позвоночнику пробежала приятнейшая вибрация. Боль мгновенно отпустила. Зрение невероятно обострилось; теперь он видел не только мельчайшие трещинки в каменной двери, но и посверкивающие в них крупинки слюды, и темные потеки каменной смолки, и мельчайшие сколы поверхности, обработанной каким-то грубым орудием. Потом он услышал свое дыхание — неглубокое, прерывистое дыхание больного, измученного человека — и ощутил, как слабо и вяло бежит по жилам холодная кровь. Он напрягся, представляя себе медленно пульсирующий в животе горячий, как солнце, шарик. От шарика во все стороны расходились живительные волны, разогревающие замерзшие мышцы и убыстряющие ток крови. Холод постепенно отпускал Бар-Аммона; он поерзал на полу, пытаясь устроиться поудобнее, и обнаружил, что вновь обрел способность двигать руками и ногами.
Потом в носу у Лэна засвербело, и он оглушительно чихнул. В то же мгновение дверь, к которой он прислонялся спиной, заскрежетала, открываясь, и маг выпал бы в коридор, если бы не чьи-то сильные руки, схватившие его за плечи. Высокий скрипучий голос произнес над ним несколько слов на незнакомом лающем языке. Бар-Аммона рывком поставили на ноги, и он увидел перед собою две закованные в черные доспехи фигуры. В отличие от вчерашних всадников, стоявшие перед ним не носили шлемов с плюмажами; головы их были упрятаны в странные конусы со срезанной верхушкой и узкими вертикальными прорезями для глаз. Мага пронзило мгновенное и донельзя неприятное чувство — будто бы там, под доспехами, скрывались не люди и даже не ледяные демоны, а какие-то вовсе непредставимые и чуждые человеку создания. В следующую минуту один из пришельцев грубо подтолкнул Лэна к выходу, а другой сорвал у него с плеч белую шкуру и кинул себе под ноги.
Что-то было не так. Все органы чувств Бар-Аммона, восприимчивость которого многократно возросла под действием порошка, вопили о том, что происходит какая-то непоправимая, роковая ошибка. «Я найду тебя, когда буду готова», — пообещала Лэну принцесса. Маг не особенно надеялся, что она явится за ним лично, но те, кто вел его по коридору, совсем не походили на ее слуг. В каждом их движении ощущалась непреклонная, жестокая властность. С Лэном они обращались с таким пренебрежением, будто он был безмозглым и грязным животным: стоило ему замедлить шаг, немедленно следовал короткий болезненный тычок в спину, но всякий раз после этого его конвоиры издавали брезгливое шипение, свидетельствовавшее о том, насколько им неприятно к нему прикасаться. В конце концов он приноровился к их мерной поступи и даже стал поглядывать по сторонам, пытаясь понять, куда же его ведут.