Ожог был несильным, но правая рука Орво, коснувшаяся Кэлены, начала гнить. Токо видел: еще немного, и у сына начнется горячка, от которой не спасти. Ночь он провел в молитвах, а утром ввел Орво в транс и по локоть отпилил его почерневшую, как головешка, руку. В снегах за стойбищем он сжег ее на костре и выплакал свое горе. Как теперь сыну жить, безрукому с семнадцати лет? Как шаманить одной рукой? С духами должен разговаривать сильный…
Странные мысли вызвал у старика вид отрезанной руки. Видения прошлого назойливо возвращались к нему, хотя он гнал их от себя, как надоедливую собаку.
В начале этой зимы ледяные поля, идущие с севера, пригнали в узкий залив вмерзшую во льды китобойную шхуну. Не без внутреннего трепета поднялся тогда Токо по неубранному трапу. Корабль скрипел тремя бесполезными мачтами, обледеневшими снастями вызванивал нестройную мелодию. Токо передвигался мелкими шажками, непрестанно читал молитвы и вдруг увидел мертвеца. Подперев спиной открытую дверь и вытянув ноги, сидел на палубе великан с заиндевевшей бородой. Вокруг валялись части человеческих тел, жуткие признаки людоедства. Как водится, команда начала умирать от голода, а холод довершил начатое. Широко раскрытыми глазами мертвый смотрел на гарпунную пушку, установленную на носу корабля.
Пятясь, чтобы не выпускать из виду страшного человека с застывшей на белых губах улыбкой, Токо спустился с корабля и запретил айнам приближаться к этому месту.
При воспоминании о том тягостном посещении у Токо всегда кололо сердце, но сейчас какое-то внутреннее побуждение снова погнало его к накренившемуся трехмачтовому силуэту на краю мыса. Быстрее с холмов на пустынный берег, окутанный промозглым туманом, еще быстрее — по скользкому льду лагуны, на который пурга намела косые снежные полосы, и вот он уже на борту мертвого судна.
Палуба была чистой от тел — волки поработали, — но выпавший ночью снежок покрывал отчетливые беспорядочные следы, словно кто-то безумный плясал по кругу на этом пустом и ужасающе печальном корабле…
Отпечатки босых человеческих ног вели к борту. Токо двинулся было туда, и тут корабль сильно тряхнуло, точно что-то ударило в днище. Морозный воздух подхватил длинный гулкий стон, бросил его на прибрежные скалы и вернул пугающим эхом. Токо беззвучно забормотал заклинания и сбежал по трапу. Стыдясь своей робости, он заторопился к столбикам дыма над ярангами — туда, где в сгущавшейся тьме встревоженно залаяли собаки.
Звезды мерцают на небе. Просит их старик рассказать про самое важное для племени, перечисляет по порядку: солнце, небо, вода, ночь, день, тюлень, морж, песец, рука, нога, голова, ветер, буря, туман. Едва произносит последнее слово, гаснут звезды — задергивает Солнце свой полог.
Глядит старый Токо на небо — яркие сполохи говорят: туман.
Оленья лопатка крутится, слетают с нее отполированные круглые кости и складываются в рисунок, означающий «до тумана».
«Туман», — без устали повторяет Токо. Беда придет из тумана? Айнов спасет туман? Начало тумана — пыль-мау. Пыльмау?! Токо приглядывается к ней. Пылающие глаза, черные косы ниже пояса, пальцы ловкие и быстрые. Все в ней кипит и играет, много жизни, много сил, но — слишком красива, слишком умна, слишком хороша… У таких жизнь обычно не ладится. Ни днем ни ночью не оставлять ее в одиночестве! Приставить двух женщин, нет, даже трех. Пусть глядят на нее во все глаза, а спят по очереди. Тяготит ее это внимание, да и ладно, времена-то трудные. Не до песен стало в стойбище, не до веселых посиделок — началась охота на песца и тюленя. Совсем быстро укорачиваются тени от береговых скал — солнце встает рано. Еще немного, и сильный южный ветер погонит льды от берега и вмерзшую в них шхуну — пристанище неуспокоенных душ. Скорей бы.
Токо ждет счастливого знака, освобождения от злого заклятия, наложенного на племя Кэленой, и с надеждой поглядывает на девушку, о которой ему говорят звезды.
…Пыльмау удавилась ремнем, когда ее на минуту оставили без присмотра. С мрачной решимостью Токо ощупал еще теплое тело и выгнал из яранги плачущих женщин. Как мертвый рядом с мертвой, он полежал без движения, потом, не отнимая головы от пола, судорожными рывками начал подниматься. Колокольчики на балахоне зазвякали в такт его резким движениям.
Убыстряя шаг, Токо обходит неподвижное тело девушки… и уже не бежит, а летит — не касаясь шкур, устилающих пол! Уговаривает старик душу Пыльмау: вернись, ты нужна здесь! Пожалуйста…
Опускается ниже, ноги его касаются пола, и вот он снова лежит рядом с Пыльмау. От страшного напряжения сердце выпрыгивает из груди, но краем своего ускользающего сознания старик улавливает ее неровное тихое дыхание…