Выбрать главу

— Плоть слепа… Она требует… — промямлил он, от Нимари виновато отступая.

— В таком случае, зачем вы ходите ко мне?

— Это же совсем другое… Это для души… Стрельба из лука — великое искусство…

— Вы говорите, что это великое искусство. А сами даже не знаете, куда тянут тетиву — к груди или к уху… — саркастически заметила Нимарь.

— Не обязательно ведь уметь танцевать, чтобы любоваться танцовщицами!

— Не аргумент. Люди, никогда в своей жизни не танцевавшие, любуются танцовщицами только потому, что хотят овладеть ими. Или мысленно овладевают ими, пока те танцуют.

Гайсу стало неловко. Ведь Нимарь была права. По крайней мере, что возразить ей, он не знал.

— Но мне очень нравится смотреть на вас!

— Вот именно. Но когда вы смотрите на меня, вы думаете вовсе не о стрельбе из лука…

— Это верно… С недавних пор так и есть… Только что теперь?

Ответ на этот риторический вопрос у Нимари был готов.

— Сколько вы платите Ги за одну ночь? — деловито спросила она.

— Четыре авра.

— Значит, за наблюдение каждой моей тренировки вы будете платить столько же.

— Но зачем вам это? Разве у вас нет денег?

Нимарь отвела взгляд и нахмурила брови, словно бы решая, стоит ли собеседник ее дальнейших объяснений.

— Дело не в деньгах, — сказала она наконец. — У меня другая цель. Назначая плату, я надеюсь, что, может быть, когда-нибудь вам станет противно смотреть на меня как на продажную женщину и вы начнете смотреть на то, как я стреляю? А может, у вас просто кончатся деньги и вы прекратите оскорблять мое искусство своей похотью. Так что — идет?

— Если вы настаиваете… — Гайсу было очень горько, стыдно. «И как она прознала?»

— Только пообещайте, что будете держаться своего слова. И не станете подглядывать за мной.

— Да, обещаю…

После этого разговора Гайс ходил к Нимари еще три недели. Как и было условлено, он клал в мешочек, который Нимарь оставляла в сугробе у входа на площадку, четыре авра и ковылял на свое место. Более они не разговаривали.

Стрелы исправно клевали мишени, свертывался воронкой вокруг лучницы золотой круговорот, но похоть не уходила.

Как и предрекала Нимарь, вскоре деньги у Гайса закончились.

Он решительно залез в долги, но это ненадолго отсрочило развязку.

Настал день, когда последние четыре авра, вырученные за серебряную цепочку (раньше на ней красовался медальон), плюхнулись в бархатную пасть привратной мошны. Ночью Гайс не сомкнул глаз — даром что весь день скрипел снегом на рекогносцировке вражеских позиций и невероятно умаялся.

«Что я теперь буду делать?» — всхлипывая, спрашивал он у постельных клопов. И калачом сворачивал свое большое несчастное тело.

Нимарина стрельба стала для него чем-то вроде гортело для пьяницы. А то и хуже.

В один из этих страшных дней в лагерь прибыл невысокий, желчный, лысый человек сорока с лишним лет, прозывавшийся Убийцей Городов.

У него было аютское имя — Нерг Све Дуле. Но звали его попросту Нергом.

Он был военным инженером, и далекая Главная Квартира устами сопроводительного письма возлагала на него «значительные надежды».

Предполагалось, что под патронажем Нерга будут собраны новейшие машины. Неуязвимые осадные башни на громадных понтонах подойдут к внешнему обводу вражеских укреплений, и старательные землеройные колеса брешируют валы. Вместе с ними на сотнях барок в атаку на врага пойдет пехота.

Когда внешний обвод падет и саперы наведут мосты, в ход будут пущены камнеметы, мощные дрыганья и ляганья которых положат конец интриганству владык ненавистного Орина посредством сокрушения капитальных городских стен. Начало новой кампании было назначено на Эсон, второй весенний месяц.

Разобранные узловые механизмы машин прибыли вослед Нергу. Закипела работа.

Гайс недоумевал, почему Нерг, человек образованный, родовитый, занятой и вдобавок немолодой, избрал себе в друзья именно его.

Гадал, что за соображения заставляли Убийцу Городов предпочитать его малохольное общество обществу ну хотя бы старшего офицера Симелета. Объяснения Нерга — «вы мне просто симпатичны, вот и все» — его как бы не совсем убеждали.

Случалось, мучили Гайса совсем уж неблаговидные подозрения, касающиеся «не той» любви, стыдобной товарки всех затяжных военных кампаний. И кое-что эти подозрения питало. Например, Нерг не ходил «к девчатам», коллекционировал статуэтки из моржового бивня, изображающие пляшущих нагишом мальчиков (жены зажиточных северных варваров ставили такие на домашние алтари, когда хотели забеременеть сыном), как бы невзначай он касался то плеча, то запястья Гайса своей большой лопатообразной рукой с мутными овалами ногтей, был бы только повод…

Но когда их с Нергом дружба отпраздновала значительный срок в две недели (на войне все случалось быстро, влюбиться насмерть можно было за день, крепко подружиться — за три), Гайс успокоился, раскрылся. И даже начал с Нергом осторожно откровенничать.

По вечерам они играли в Хаместир.

Выходило, что Гайс всегда проигрывал. Но он не обижался. Ведь роскошный, вышколенный ум Нерга был не чета его зеленому пугливому умишку, как мул не чета рысаку.

Играли они «на интерес» — к превеликому сожалению Нерга, который был болезненно азартен.

— Хуммер тебя возьми, Лу! Тебе же платят жалованье! И куда ты его деваешь? — возмутился однажды Нерг.

Он частенько звал Гайса «Лу» в память о своем погибшем брате, на которого, по уверениям инженера, Гайс был очень похож. Привыкнуть к этой прихоти Гайсу было нелегко.

— Жалованье совсем куцее… — вздохнул Гайс.

— Послушай, ну даже ведь куцее жалованье за один день не потратишь! Я своими глазами видел бумаги. Вчера ты получил шестнадцать авров. И где они? Ведь мы же весь вечер провели вместе! Ты что, откладываешь себе на похороны, хуммерово отродье?

Пришлось Гайсу рассказать Нергу историю с Нимарью. Кое-что он, правда, опустил. В первую голову — золотую занозу того дня, когда он «впервые». И топкую, зудящую, сладкую боль неутолимого желания, в которой каждый раз барахтался его рассудок, когда Нимарь рассчитанным движением вынимала стрелу из стремительно пустеющего колчана.

— Ну и дрянь, — резюмировал Нерг. — Вот уж сука!

— Почему «сука»? — У Гайса даже во рту пересохло, так это было неожиданно.

— Потому что сука. Пошлая старая дура, — проворчал Нерг, играя желваками.

— Почему «старая»?

— Ты знаешь, сколько ей лет, Лу?

— Знаю. Много. Кажется, двадцать семь. Но ведь она выглядит моложе…

— Какая разница, как выглядит, важно, что есть на самом деле!

— Но я не собираюсь к ней свататься…

— Только этого не хватало! Смотри, с такими тетками не шути! Охнуть не успеешь, как…

— Как — что? — Глаза Гайса гневно сверкнули.

— Как — все. Ты думаешь, зачем она все это организовала?

— Что «организовала»?

— Ну… зачем морочит тебе голову? С этими деньгами, с этой всей «философией»? Высокое искусство… Высокие чувства… — Нерг небесталанно перекривлял Нимарь, даже, пожалуй, слишком хорошо для человека, который утверждал, что с вдовой военачальника почти незнаком. — Она морочит тебе голову, чтобы ты, мой молодой друг, влюбился в нее без памяти! И волочился за нею. И стоял у нее под окнами, обливаясь слезами отчаяния. И все такое прочее… Читал небось в книжках…

— Послушай, Нерг, я тебя очень уважаю, — стараясь казаться невозмутимым, сказал Гайс (он очень гордился тем, что с недавних пор они с Нергом на «ты»). Его лицо пошло малиновыми пятнами. — Но, по-моему, ты говоришь вздор. Зачем Нимари, чтобы я за ней волочился?

— Ответ прост: ты неизъяснимо красив, мой друг! Бабы с ума сходят, когда видят молодых людей с золотыми волосами и янтарным взглядом доброго божества. Насмотревшись на смазливых молодых офицеров, женщины вроде Нимари становятся хищными, изобретательными! Чтобы затащить таких, как ты, в постель, они пойдут на любые ухищрения! Не пожалеют времени! Войдут в сговор с самыми отъявленными демонами! Но… Я уже читаю беспокойство в твоих глазах, мой дорогой Лу… Уверяю тебя, что лично мне на твои золотые волосы положить с прибором.