Алексей Пехов. Последняя осень
В этот солнечный осенний день Василий решил последний раз обойти Лес. Первым делом он побывал возле покинутого комарами и развеселыми лягушками Кикиморового болотца. Кот помнил то счастливое время, когда июньскими вечерами квакушки играли на трубах и саксофонах бархатный блюз и все жители Леса приходили послушать чудесный концерт.
После болота Василий попрощался с мертвой и безмолвной Опушкой Лешего, на минутку заглянул к Трем соснам, но солнечная полянка тоже оказалась пуста. Многие не стали дожидаться последнего дня и ушли в портал еще до того, как сказка начала умирать. Он их не винил, а даже подталкивал к этому нелегкому решению — оставить волшебный Лес навсегда.
Направляясь к Пьяной пуще, Василий встретил грустного Старого Шарманщика с выводком усталых и зареванных кукол. Увидев кота, старик едва заметно кивнул и перебросил мешок с поклажей Театра с одного плеча на другое.
— К порталу?
— Да.
— Никого не забыли? — на всякий случай поинтересовался Василий.
— Карабас с Артемоном куда-то запропастились, — всхлипнула очаровательная синеволосая куколка. — Я волнуюсь, милорд Смотритель.
— Постараюсь их найти.
Та в ответ благодарно хлюпнула носом, покрепче сжала руку носатого паренька, на голове которого красовался смешной полосатый колпак, и поспешила за Шарманщиком.
— Портал закрывается сегодня вечером! — крикнул Смотритель им вслед.
Никто не обернулся. Они и так знали, что сегодня последний день, но он считал своим долгом предупредить каждого. И делал это по пять раз на дню, вот уже вторую неделю.
Кот направился дальше, кляня почем свет Карабаса и его дурного пса. С того дня, как волшебство стало покидать Лес, сторож Театра слишком сильно налегал на вино, и теперь кто знает, где его искать? Упустит момент — и поминай как звали. Василий, недовольно фыркнув, встопорщил усы. Теперь придется искать пропавших, а ведь он еще не побывал в Пьяной пуще и не попрощался со старым дубом возле Лукоморского холма. Даже в последний день Леса у него нашлись дела.
— Привет, кот!
На ветке ближайшей березы сидела толстая ворона.
— Привет, Вешалка. Я думал, что ты уже ушла.
— Ха! — хрипло каркнула она, недовольно нахохлившись. — Во-первых, не ушла, а улетела. И во-вторых, у меня по всему Лесу заначки сыра. Пока все не съем, не свалю.
— Смотри, жадность до добра не доводит, — предупредил он. — Сегодня вечером портал закрывается.
— Твои слова под цвет твоей шерсти, котище, — довольно невежливо фыркнула ворона, но Василий не обратил на это внимания. Он не имел привычки обижаться на старых друзей.
— Мое дело предупредить. Когда волшебство покинет лес, станешь обыкновенной птицей.
— «Мое дело предупредить!» — сварливо передразнила Вешалка. — Ты хоть и Смотритель, но мне не указ. Ладно, не волнуйся, всего два куска осталось. У Лукоморского холма к вечеру будешь?
— Да.
— Вместе и махнем, шоб мне Лиса перья общипала! Бывай, хвостатый!
— Стой! — поспешно окликнул ее кот. — Ты Карабаса с собакой не видела?
— Карабаса? — уже готовившаяся взлететь птица призадумалась. — Вроде нет… Спроси у Людоеда, они с бородатым давние приятели.
— Спасибо, ворона, — поблагодарил Василий.
— Не за что, — каркнула Вешалка. — Ты знаешь, что Феоктист вчера скончался?
— Как?
— Когда все стало умирать, Пруд пересох, а водяные без воды… Вначале все его мальки, а потом и он за ними. Не хотел уходить. Говорил, что Лес и Пруд его дом. Сам ведь помнишь, каким он упрямым был.
— Помню, — вздохнул кот. — Мы с Кощеем так и не смогли уговорить его.
Смерть старого водяного опечалила Василия.
— Кстати, как Кощей? — вдруг заинтересовалась ворона.
— Месяц его не видел. Ладно, у меня еще дела. До вечера.
— Угу, — напоследок угукнула птица и улетела.
Беда нагрянула в Лес вместе с людьми. Сказка, не потерпевшая наглого вторжения, утекала отсюда, словно вода в песок. А вместе с ней исчезала магия, о которой люди так любят рассказывать детям. Чужакам, нарушившим хрупкое равновесие сказочного мира, было плевать на волшебство. Не обращая внимания на гибель Леса, люди впились зубами в закрытый для них мир. Небылица для людей всего лишь безделушка, рудимент детства, который они таскают в себе и без колебаний отбрасывают в сторону, словно ненужную вещь, как только появляется хоть какой-то повод это сделать.
Крошка фея называла их браконьерами, Василий — захватчиками, Золушка — убийцами. С охотниками, прорвавшимися в волшебный мир, худо-бедно справлялись, но доступ для людей остался открыт, а магии становилось все меньше и меньше. Если бы не старания Черномора, Мерлина и Гингемы, открывших портал в другую вселенную, всех, кто жил в Лесу, можно было с чистой совестью записывать в покойники. Поэтому почти все покинули обреченный Лес. Но находились и такие, кто никак не хотел оставлять родные насиженные места.
Василий аккуратно перешагнул через тоненькую нитку ручья. После того как Пруд начал умирать, ручеек пересох и забился желтыми листьями. Смотритель помнил то время, когда вода с веселым звоном бегала наперегонки с семейством зайцев, что жили на Ромашковой полянке.
Кот остановился и принюхался. Пахло осенью, жареным мясом и чем-то чужим… людским. Решив проверить, в чем тут дело, Василий пошел на запах. Теперь он уже различал, что наравне с ароматом жаркого явственно тянет гарью и чем-то резким и очень непривычным.
Из-за кустов послышалось басовитое пение:
Песенка выходила достаточно пошлой, и Василий понимающе хмыкнул. Он знал, кто любит горланить такие вот песни.
Кот вышел на поляну и принялся наблюдать за весело горланящим здоровенным детинушкой. Рядом, свернувшись калачиком и укрыв косматой бородой себя и спящего Артемона, храпел Карабас.
К коту певец сидел спиной. Парень колдовал возле костра, радостно поворачивая вертел, на котором висел уже порядком поджаренный кабан. Василий раздраженно прижал уши к голове, дернул хвостом и произнес:
— Хлеб да соль.
— Ем да свой! — не преминул ответить громила, а затем, так и не обернувшись, добавил: — Вали своей дорогой, пока я добрый! Али на костер захотел?
— Ты бы обернулся, рыло, — мягко посоветовал детине Смотритель.
— Сам напросился, я хотел быть добрым, — делано вздохнул грубиян, отвлекся от вертела, взял с травы огромную дубину и только после этого повернул голову.
Маленькие черные глазки, гневно сверкающие из-под рыжих кустистых бровей, нос картошкой, крокодильи зубы, рыжие усы и бакенбарды. Гневная отповедь застряла у великана в глотке, глаза удивленно распахнулись, а дубина поспешно исчезла за спиной.
— Людоед, а Людоед, — Василий театрально поднял лапу, внимательно ее изучил и выпустил когти. — Я ведь тебя предупреждал, чтобы ты заканчивал со своими кулинарными изысками?
— Предупреждал, — промямлил тот, словно завороженный наблюдая за тем, как кот убирает и вновь выпускает когти.
— Я ведь неоднократно тебя предупреждал, правда? — лениво произнес гость.
— Правда, — побледнел Людоед.
— Так какого рожна ты вновь занимаешься браконьерством?! Кто разрешил жарить несчастных хрюшек без моего ведома? — рявкнул Василий.
Детина в испуге отскочил назад и едва не угодил в собственный костер.
— Я вот думаю, а на кой ты нам сдался в новом Лесу? — между тем как ни в чем не бывало продолжал кот. — Может, не пускать тебя в портал? А что? Это идея! Людей здесь будет полно, наешься до отвала, если только они тебя раньше не подстрелят, как Золотую антилопу, мир ее праху.
— Не губи! — взвыл громила, поспешно рухнув на колени. — Лихо Одноглазое попутало! Предложило перекусить, а само в кусты! Этот последний! Больше я их жрать не буду! Мамой клянусь!
— Ты вроде это говорил в прошлый раз?