— Люди, сынок, по-разному одолевают трудности. Петухи кидаются на заботу не глядя, громко кукарекая и хлопая крыльями. Безудержным натиском они или втаптывают заботу в грязь, или остаются без головы. Волы пашут заботу, как поле: участок за участком, размеренно и трудолюбиво, забывая есть и пить. В конце сотого поля они подыхают от усталости в канаве. Дракон мудрей петуха и ленивей вола — он обязательно найдет кратчайший и самый неожиданный путь к победе. Мы с тобой волы, сынок, и с этим ничего не поделать…
Отец цитировал кого-то из старых боевых товарищей, кто бросил войну, ушел в горы и принял обет в храме Добряка Сусуна. Имени этого человека Фернан не знал. Как правило, он старался удрать прежде, чем отец дойдет до финала:
— А обезьяна ворует плоды побед дракона, прячась у него за спиной.
Первые уроки владения оружием юноша получил от родителя. Отец полагал, что сын тоже подастся в наемники — всю жизнь сражаясь за деньги, он не видел для отпрыска иного пути. Но Фернан не желал окончить дни в полуразрушенной хибаре, каждый день считая, хватит ли грошей пенсиона до конца месяца.
В маршальский жезл, лежащий в ранце солдата, он не верил.
В замок с белокурой красавицей, что станет наградой герою, — тоже.
Фернан хотел быть фехтмейстером. Здесь не крылось ни грана честолюбия, или какой-то особой страсти к изысканному звону клинков. Маэстро с собственным залом и толикой учеников, которые обеспечивают тебе безбедное существование — вот предел мечтаний. Непыльная, спокойная работенка. Не надо лезть вон из кожи, пробиваясь в лучшие. Достаточно выгрызть у судьбы диплом, заверенный Гильдией баши-бузуков — и ты на коне до конца своих дней.
Опытные маэстро могли бы поспорить с юношей, разрушив его представления о сладкой жизни фехтмейстеров, но Фернан не интересовался их мнением на сей счет.
Ему хватало своего мнения.
Оставшись сиротой, он несколько лет подряд нанимался к фехтмейстерам родного города — уборщиком, слугой, кем угодно, — беря оплату натурой, то есть уроками. Трудолюбивый и старательный юноша многим приходился по душе. Он пахал избранное поле участок за участком, приобретая строгую академичность движений; художники, иллюстрировавшие книги по теории и практике фехтования, любили приглашать Фернана в качестве модели.
Покойный отец был прав: Фернан родился волом.
Скромный талант в тесных рамках.
Время шло, а ни один из маэстро не предлагал Фернану даже шаткого статуса помощника. Должно быть, маэстро хорошо знали, что шедевр — это выпускная работа подмастерья, сдающего экзамен цеху на звание мастера. В Фернане Бошени грядущий шедевр не прозревался даже самыми зоркими учителями.
Учиться — сколько угодно.
Учить — вряд ли.
Ряд выступлений на турнирных помостах — когда с успехом, когда не очень — закончился крахом. Фернан дошел до предела возможностей, а ожидаемых рекомендаций от Совета Гильдии баши-бузуков не воспоследовало.
Когда Вуча Эстевен, вернувшись из загадочных странствий, возобновила преподавание — Фернан вцепился в этот шанс, как тонущий матрос — в пустой бочонок. Буквально через год дама со шпагой назначила его вторым подмастерьем. Ей пришелся по нраву преданный и работящий юноша; как утверждают злые языки, Фернан нравился ей больше, чем ученики должны нравиться своим маэстро, и индивидуальные занятия порой затягивались до рассвета.
Природная ограниченность подмастерья — академичность без блеска — тоже вызвала у дамы со шпагой живейший интерес. Тогда еще никто не догадывался — почему.
Еще год — и Вуча посвятила его в тайну Лысого Гения.
Маэстро не сказала, каким образом ей открылась необычная сущность статуэтки. Заметила лишь, что нашла Лысого Гения в пустыне, в руинах Жженого Покляпца, где скиталась, подумывая о самоубийстве. И долго колебалась, прежде чем опробовать страшный рецепт на практике. Сомнения развеял некий кочевник — он увидел в песках одинокую женщину и решил снизойти до Вучи с высот своего верблюда.
Ожидая райского блаженства, кочевник в конце концов достиг цели — если, конечно, гнусные насильники попадают в рай. Опасно ранив его кинжалом, «черная вдова» поддерживала в неудачнике жизнь ровно сутки, после чего добила — тем же кинжалом, в то же место.
И убедилась, что Лысый Гений не лжет.
Что сделано, то оплачено.
Выслушав рассказ Вучи до конца, Фернан долго не мог принять его на веру. Все это напоминало историю о чудесах и диковинах, какую хорошо слушать от сказителя на бульваре Джудж-ан-Маджудж, хрустя фисташками. Да, «черная вдова» была быстра в защитах и стремительна в атаках. Да, это ее достоинство, что называется, «шло волнами», идя то на подъем, то на спад. Вуча объясняла это вниманием Лысого Гения — оно усиливалось сразу после очередной «оплаты» и остывало со временем. Но мало ли на свете людей, кто быстрее Фернана Бошени? Милость Вечного Странника непредсказуема, и он раздает дары не равной мерой.
А подъемы и спады — у всех бывают дни удач и разочарований.
Так устроен мир.
Не помогло даже свидетельство первого подмастерья, Абдуллы Шерфеддина — Абдуллу посвятили в тайну раньше Фернана, и он успел не раз проверить действие рецепта на себе.
Фернан дал клятву молчать и обещал подумать.
Покойный отец не ошибся насчет вола. Поле запахивалось без спешки, без озарений и поступков, совершаемых очертя голову, но участок за участком, шаг за шагом… Дело решил случай. Заезжий сорвиголова, будучи пьян, толкнул Фернана на улице и затеял ссору. Фернан, не выдержав, дал забияке оплеуху, тот попытался нырнуть под бьющую руку, но опоздал — и ладонь хлопнула его не по щеке, а в висок.
Друзья растащили драчунов, но сорвиголова настаивал на дуэли. Завтра, на этом самом месте! Драться он предложил без ограничений — но и без оружия, раз уж «бычок», как он назвал Фернана, первым прибег к рукоприкладству. На дуэль забияка явился еще пьянее, чем вчера, долго куражился, попытался неуклюжим нырком — видимо, любимый прием! — уйти противнику в ноги и сбить на землю…
Фернан поймал его за волосы и основанием ладони ударил в висок.
Он не знал, отчего ударил так точно и так сильно. Сработал навык? Вспомнились наставления отца, который завещал не пренебрегать никаким соперником, если хочешь жить? Лысый Гений толкнул под руку? Так или иначе, но свидетели подтвердили: Фернан действовал в рамках правил.
Фернана Бошени оправдали.
Очень быстрого с этой минуты Фернана Бошени.
Очень сильного Фернана Бошени.
Очень несчастного Фернана Бошени, когда через некоторое время новообретенные качества начали его покидать, оставляя дикое похмелье и сосущую пустоту, требующую, чтоб ее наполнили вновь.
Ты глупец, смеялся Абдулла. Сопляк и рохля. Сидеть у ручья, полного сладкой воды, и умирать от жажды? Смотри, как это делается. Достаточно затесаться в толпу и оцарапать спину метельщика Хакима кончиком ножа — а потом, в течение недели, в той же толпе, воткнуть нож Хакиму в почки и, не задерживаясь, пройти мимо.
Одним метельщиком на земле стало меньше.
Велика ли потеря?
Особенно учитывая покровительство Лысого Гения: портрет у мушерифата ни в малейшей степени не был похож на даму со шпагой, Абдуллу Шерфеддина или Фернана Бошени. А статуэтка… Ну кто, разыскивая маниака, начнет проверять физиономии статуэток, имеющихся у жителей славного города Бадандена?
Метод Абдуллы пришелся не по сердцу Фернану. «Дважды убивать» метельщиков и разносчиков халвы, а позднее, отказавшись от покушений на баданденцев — подстерегать несчастных бедняков, приехавших на заработки? В спину? Нет, это скверно… Томимый жаждой, поселившейся в его сердце, юноша стал выбирать жертвы, способные дать достойный отпор. Для второго, смертельного раза он провоцировал схватку — честную, один на один, и тем успокаивал мятущуюся совесть.
С каждым новым случаем совесть становилась покладистей.
Джеймс Ривердейл был у Фернана Бошени пятым.
— Ты похоронишь меня?
— Нет, — ответил Джеймс.