- Бросай ножи.
Солдат часто заморгал и повиновался. Сталь жалобно звякнула, упав на плиты пола.
- Теперь медленно вытащи меч и откинь подальше.
Орденский клинок отлетел в сторону, ударившись о стену. Я опустил саблю и вогнал её в ножны.
- Снимай плащ.
Стражник был выше, зато плащом снабдили явно не по росту, мне как раз в пору будет. Я поежился, в подземелье зябко. Угар от сражения и убийств почти схлынул; взамен пришел холод и нечто, что не пускало дальше.
Алиса здесь, за этой дверью. Я рвался к ней всем сердцем, но, почти добравшись, вдруг испугался. Я медлил, всего пару шагов до двери, однако не делал их. Какой найду Алису? Сегодня до меня доносились отголоски её боли. Как будто только душевной. Но, проклятье! Что они с ней сотворили? Я не покину её, какие бы увечья разуму и телу не нанесли приспешники Низверженного, только все одно не мог решиться и открыть дверь. Не за себя боюсь, а за неё. Что она почувствует, когда увижу её другой. Кровь и песок!
Почему вдруг думаю, что она изменилась? К чёрту сомнения Я замотал головой, отгоняя малодушие, и поймал взор стражника. Мое поведение вновь вогнало того в ужас. Трясущиеся руки протягивали плащ. Усмехнувшись, подумал, что дрожит он вовсе не от прохлады подземелья.
- Открывай, - велел я, налаживая на плечи теплый шерстяной плащ.
Стражник слушался беспрекословно. Отчего-то я не сомневался, что дверной ключ у него и, оказалось, был прав. Только быстрей, собачий сын! Молокосос каждые несколько секунд затравленно оглядывался, и не мог попасть ключом в замочную скважину. Я дал ему время, вернувшись за брошенным факелом, который по прежнему горел, однако стражник все еще возится с замком.
- Живо!
Окрик подействовал, дверь отворилась. Схватив солдата за шкирку, толкнул вперед и сам шагнул в темноту. Непроглядный мрак, факельный свет отгонял мглу самое большее на дюжину шагов. Видно только проход меж двух уходивших в темноту рядов лавок, как в дешёвом театре. До стен, что сбоку, свет не добивает, как и до потолка. Это не тюремная камера.
Лязгнув замком, я запер дверь. Позади в коридоре тихо и пусто, только рано или поздно, а его все одно заполнят приспешники Низверженного. Пускай провозятся с запором лишние несколько минут.
- Пшел!
Я пнул стражника, который двинул передо мной на чуть согнутых ногах. Боится. Он напоминал сейчас побитого, поджавшего хвост пса. Почему ещё не покончил с солдатом? Я выругался, не находя ответ на этот вопрос, и оттого начинал злиться.
- Да шевелись уже!
Он брел слишком медленно, и я занес руку, чтоб хорошенько вмазать, как из темноты закричала Алиса:
- Николас!
Она там! Впереди!
- Алиса! Я здесь!
Орденский солдат буквально летел предо мной. Ноги его заплетались, после каждого моего тычка он едва не падал. Злость к нему остыла, я вовсе не желал унизить или причинить боль, но рвался вперед всей проклятой своей душой, а какого было стражнику и что с ним, нисколько не заботило. Хоть бы его терзали сейчас все муки Ада или бы оказался на вершине блаженства. Лишь бы не улизнул да не замедлил меня. Получив в очередной раз по спине, солдат сбил тумбу, накрытую темно-зеленую бархатом, и растянулся на плитах, а к границе тьмы и света полетело что-то металлическое, звонко ударившись об камень. Может быть, золото, только совершенно плевать на него.
Тьма отступила, явив три косых креста из окрашенного в красное дерева, в полтора человеческих роста. Они удерживались в поднятом положении цепями, что крепились к укрытому мраком потолку. На наклонённых в противоположную сторону от входа и лавок конструкциях, были распяты Алиса, Лилит и Велдон. За крестами стояли шесть незажжённых светильников.
Я едва не потерял рассудок от жуткого зрелища. Оцепенел, но - хвала всем богам и демонам, которых знал и не знал - увиденное оказалось лишь обманом зрения в полумраке поземного "театра". Они не были освежёваны или залиты кровью. На них всего лишь краска, они полностью покрыты красным, как косые кресты, на коих распяты. Я выдохнул с облегчением: члены тоже не пострадали, они не прибиты гвоздями к дереву, а только привязаны.
Пленники Низверженного полностью обнажены, одежда и вещи каждого свалены перед распятием, на глазах чёрные повязки.
- Николас! Николас! - постоянно выкрикивала Алиса сквозь всхлипывания и рыдания, которых она, тень, прирождённая убийца, совершенно не стеснялась.
Отец Томас и его дочь тоже что-то кричали или же говорили мне. Но я не мог разобрать иных слов, кроме собственного имени, что раз за разом повторяла моя любовь.
- Поднимись! - велел я, протягивая стражнику кинжал, указав на Томаса Велдона и Лилит. - Помоги им! Разрежь веревки и освободи.
Солдат смотрел обезумевшим хорьком, и в его взоре вдруг мелькнула месть, он вздумал прикрыть себя чужой жизнью. Доверив пленнику дочь инквизитора и его самого, чуть было не совершил непоправимое. Кровь и песок!
Взгляд стражника привел в неистовство. Зарычав разъяренным зверем, я накинулся на него, выбивая дух и любые помыслы о сопротивлении. Я избивал, не выпуская факел, бил правым кулаком и ногами. Он только скулил поначалу да, скрючившись, прикрывал голову руками. Безволие, страх и покорность лишь распыляли меня. Я остервенело убивал человека и отвел очередной удар, лишь вспомнив, что солдат был для чего-то нужен.
- Живи пока, - зло бросил я.
Непросто перебороть себя и остановиться. Я с бешенством смотрел на солдата и с сожалением думал, что не добил его. Стражник лежал на боку, уткнув окровавленное лицо в каменный пол. Без сознания, но шевелится; значит, не издох еще.
- Николас!
Я забыл обо всем, и о лютой ненависти тоже, что всего мгновение назад испепеляла проклятую душу. Бросившись к Алисе, срезал путы на её ногах, а потом освободил руки. Девушка свалилась бы с креста, но я подхватил мою любовь. Алису била крупная дрожь: холод, осознание спасения и близость ко мне будоражили тень. Обессиленная, ноги подкашиваются, она не падала только потому, что подхватил её правой рукой.
- Николас, - теперь шептала она, - ты пришёл... пришёл... пришёл...
Я отпустил её на колени, положил рядом факел. Тьма подступила ближе, сузив мир до небольшого освещенного пяточка вокруг меня и неё. Осторожно снял повязку с глаз Алисы и окунулся в её полные слез, тоски и одновременно счастья глаза. Ничего не существовало для Алисы, кроме меня. Кроме того, что я здесь ради неё.
Мы соединились в поцелуе. Холодные губы девушки стоили всего мира, и моя душа была ничтожно малой платой за счастье быть рядом. И чтобы спасти, освободить её от чёрной магии Низверженного!
- Ты дал мне сил, - произнесла моя любовь и улыбнулась, слезы перестали литься из её глаз. - Помоги подняться, а дальше я сама.
- Но...
- Сама, - вновь улыбнулась Алиса. - Я ведь тень, а это не просто так. Поверь, я знаю, что говорю. К тому же надо снять с крестов Лилит и отца Томаса.
Я снова прильнул к её прохладным губам и только после поцелуя поставил на ноги.
- Давай, теперь я справлюсь - отвернувшись, леди Кайлер потянулась к своей одежде.
Лишь сейчас я смог разобрать, что охрипшим голосом все твердил и твердил Велдон:
- О, Небеса! Гард! Ты слышишь меня? Гард!
- Святой отец, - я встрепенулся, - сейчас помогу!
- Матерь Божья! Он услышал. Но нет! Только не мне! Сначала избавь от распятия мою дочь!
Я кинулся к молчаливой Лилит. Быстро снял с креста, она не проронила ни слова и сама стащила с глаз темную ткань. Потупив взор, юная тень поспешно отстранилась и попыталась встать на ноги. Тоже дрожит, и видно, что едва не падает, но более всего остального ей претила нагота.
- Не смотри, - пискнула она.
Я непроизвольно закрыл глаза и вернулся к инквизитору. Через несколько ударов сердца он очутился на полу.
- Так-то лучше, - произнес он, стягивая черную повязку.
С правой состарившейся половины лица церковника на меня таращился выпученный глаз безумного Неакра. Белый с тёмным зрачком на красном. Жуть.