Уже знакомый врач, и кабинет, где уже не один раз бывал Сергей, и не один раз слышал аккуратно подобранные слова, которые не становятся от этого мягче.
— Что значит «оказалось недостаточно эффективно»? — Сергей хмуро посмотрел на человека в белом халате.
— Новообразование, как вы видите, увеличилось, — врач провёл белой указкой по светлому пятну на одном из кипы снимков и изображений, под разными углами, сделанными с контрастом и без, сейчас и полгода назад, и тому полгода…
— Это я вижу, но мы принимали все эти… — Сергей покосился на бледную, готовую заплакать жену, и вопросительно смотрел на врача, гася своё раздражение.
— Вероятней всего, если бы не консервативное лечение, опухоль выросла бы больше, мы не остановили, но приостановили её рост, а это положительная динамика, думаю, верным решением будет, через пару месяцев, продолжить терапию.
— У меня желудок уже болит, и… — почти заплака Марина.
— Мариша, — Сергей спокойно посмотрел на жену, — мы записались с тобой к гастроэнтерологу, помнишь? Сейчас пойдём, думаю, он что-нибудь придумает. — Он говорил, как с ребенком, быстро глянув на доктора наук, сухо смотрящего на пару перед ним.
— Всё верно, Эльдар Самойлович — один из ведущих специалистов, уверен, он «придумает что-нибудь».
— Марина, иди, займи очередь, — сказал Сергей, зная, что никакой очереди перед кабинетом Эльдара Самойловича не будет, а если и будет, можно и подождать. — Я догоню.
Марина озадачено посмотрела на мужа, но не стала спорить, а, вежливо попрощавшись, вышла.
— Послушайте, я всё понимаю, но должен же быть выход, — другим тоном, срывающимся, заговорил Сергей. — Какие пару месяцев? Снова эту гадость пить? Она себя порой не помнит, спит целыми днями. Я заставляю её ходить, двигаться, но это… Она встречает семилетнюю дочь из школы, но, на самом деле, это ребёнок её приводит домой, а не наоборот. Эту дрянь удаляют, это доброкачественное образование, и люди живут долго и счастливо!
— Сергей Павлович, мы уже не раз возвращались к этому вопросу, к сожалению, в случае с вашей супругой это невозможно. — И доктор наук, снова и снова, с деликатной терпеливостью объяснял, почему именно его жене невозможно сделать операцию, почему именно он и его дети вынуждены смотреть, как медленно будет угасать их любимый и родной человек, не мог он ответить на один вопрос — почему именно с ней, с ними всеми произошло это.
— Послушайте, — наконец произнёс врач, — я консультировался по вашему случаю с коллегами, не один раз, мы обсуждали с вами, есть одна клиника в Германии, они готовы рассмотреть вариант оперативного вмешательства, но вы должны отдавать себе отчёт, что это не панацея, и никто не даст и сотой доли гарантии, что операция увенчается успехом. Скорее наоборот… но так вы сохраните жизнь вашей супруге, вот только качество этой жизни…
— Вы бы как поступили с вашим родным человеком?
— Знаете, я всегда руководствуюсь, в первую очередь, интересами пациента… и когда я задаю себе подобный вопрос, понимаю, что, скорее всего, со своим родным я бы поступил так же, но ответить правдиво на ваш вопрос я не могу… Сейчас я могу переслать полный комплект обследований вашей супруги в клинику и связаться с вами сразу, как получу ответ. Также вы сами можете этим заняться, я дам координаты. Вы же уже занимали подобным.
— Да, спасибо.
Сергей занимался, неоднократно, получая один и тот же ответ, не надеясь и сейчас, он взял координаты и вышел из кабинета, договорившись о времени следующего визита.
На обратном пути, после того, как Марина поспала в палате повышенной комфортности, Сергей травил анекдоты из юности или рабочие байки, отвлекая жену.
— Не говори никому, — раздалось тихое, как гром, Марины.
— Что именно?
— Что не помогло, — Марина опустила голову, было видно, что слёзы потекли у неё по щекам.
— Марин, всё равно станет известно, позже…
— Ну и что, сейчас не говори, пусть мама спокойно на море с Юлькой съездит, а Илья в лагерь свой, он давно ждал… я не хочу, чтобы они знали, пока, хотя бы.
— Как скажешь, Мариша.
Всхлип, ещё, ещё, пока Ланд Ровер перестраивался в правый ряд, чтобы остановиться прямо под знаком «остановка запрещена».
— Я устала, Серёжа, я так устала, — Марина плакала, размазывая тушь и помаду по лицу, хватаясь за рубашку мужа, оставляя на ней такие же следы.
— Всё будет хорошо, всё будет хорошо, самое тёмное время перед рассветом, — уговаривал то ли её, то ли себя, борясь с собственными слезами, которые раздирали глаза песком, но не позволишь себе, не заплачешь, не закричишь в отчаянии, проклиная этот мир.