В тот же день я «нашел женщин» – взял к себе обеих секретарш первых приемных из ликвидируемых облисполкома и обкома КПСС. В своей приемной я ввел двухсменку – утренняя секретарша работала с 7 до 15.30, вечерняя – с 15.30 до полуночи. Кроме того, я распорядился, чтобы по ночам в приемной постоянно находились оперативные дежурные на случай непредвиденных обстоятельств. «Ночными губернаторами» стали три крепких пенсионера из старой аппаратной обоймы, которые знали всю областную верхушку и, согласно моим инструкциям, в случае срочной необходимости бестрепетно будили по ночам любых начальников.
Бумажки с красной чертой
Мои секретарши представляли собой каскадную пару. По наследству от Румянцева мне досталась Людмила Григорьевна, давно перешагнувшая пенсионную планку. Соображала она хорошо, печатала плохо. Бывшая первая леди обкома КПСС Варвара была на сорок лет моложе своей сменщицы, обладала яркой внешностью, грудным хрипловатым голосом и пулеметной скоропечатью. С интеллектом и кругозором у нее, правда, были проблемы, что, впрочем, компенсировалось легким характером, здоровым чувством юмора и стремлением к самосовершенствованию. Правда, совершенствовала она, в основном, свою и без того выразительную внешность, но не забывала и про толковые словари, и про словари ударений, и про другие полезные для секретарш издания. С точки зрения исполнительской и общей дисциплины и «пионерка», и «пенсионерка» были безукоризненны.
Контроль за исполнением своих поручений я возложил на Людмилу Григорьевну. Я опасался, что мои распоряжения втихаря будут игнорироваться, поэтому на всех более-менее значимых бумагах, пересылаемых исполнителям, рисовал большую букву «К» («контроль») с цифрой, указывающей количество дней, отпускаемых на исполнение. Больше трех дней я не давал. К срочным документам я прикреплял бумажку с косой чертой, проведенной толстым красным фломастером. Это ноу-хау я позаимствовал из опыта работы партийно-советского аппарата. Такая бумажка означала: «Отложи все и занимайся только этой проблемой». По бумажкам с красной чертой, например, в свое время шло материально-техническое снабжение строительства Волжского автомобильного завода. Возможно, красными бумажками я немного злоупотреблял (Стрельников ворчал, что я его издергал срочными поручениями), но я свято верил в формулу одного из столпов западного менеджмента: «Качество решения не зависит от количества времени, затраченного на подготовку этого решения».
Пиши правильно
При всей своей нелюбви к бюрократизму, как журналист, пишущий от руки (машинкой, не говоря уже о компьютере, я так и не овладел), к бумаге, содержащей некий текст, я отношусь трепетно. В связи с этим я жестко проинструктировал Варю, Людмилу Григорьевну, всех замов и руководителей ключевых подразделений администрации: бумаги с грамматическими ошибками мною не рассматриваются и немедленно отправляются в мусорную корзину. А управделами Некипелову я поручил заключить договор с преподавателями университетского филфака, чтобы они правили уже готовые тексты постановлений и распоряжений обладминистрации на предмет строгого соблюдения норм русского языка.
Увидев недоуменную гримасу управделами, я с некоторым пафосом высказался на тему, что законы русского языка выше всех других законов и неподвластны ни политической конъюнктуре, ни начальственному волюнтаризму. Помнится, в «Вечерке» матерые журналисты, писавшие отчеты с пленумов горкома КПСС, этот постулат формулировали короче: «Пиши правильно, даже если начальник говорит неправильно».
И к входящей корреспонденции я тоже решил относиться внимательнее. Помнится, при большевиках своевременное реагирование на письма трудящихся контролировала прокуратура. Как-то однажды прокурор из отдела общего надзора пришел в редакцию «Прикамских вестей» и прочитал мне нотацию о том, что отвечать гражданам нужно в трехдневный срок, иначе наступает административная ответственность. Этот же срок я установил и для администрации, а контроль обратной связи я возложил на Стрельникова, обязав Сан Саныча следить, чтобы ответы областных чиновников не были отписками, а содержали максимум полезной информации и давали ходатаю хоть чуточку надежды. Ответы на письма, присланные мне, готовили профильные службы, а подписывал (а иногда и правил) я лично. Это отнимало и у служб, и у меня много времени и сил, но дело того стоило. При всей суровости обстоятельств я стремился к тому, чтобы тезис «Чиновник – слуга народа» воплощался хотя бы в малом.