Не будем заблуждаться: приговоры о смертной казни, которые когда-то могли выносить только графские суды, равно как суды более высокие - королевский суд и ассизы, созываемые missi, - были в эпоху франков необыкновенно редки. Только преступления, которые были сочтены чрезвычайно опасными для общественного порядка, заслуживали такого наказания. Обычно роль судей сводилась к тому, чтобы предложить или принудить к согласию, обязать к внесению возмещения, согласно установленному законом тарифу, часть которого доставалась власти, наделенной судебными полномочиями. Но потом наступило время несостоятельности государственной власти, время кровной мести и разгула насилия. Старая система наказаний, чья опасная несостоятельность была доказана на деле, вызвала противодействие, тесно связанное с движением «мирных содружеств». Самое яркое выражение этого противодействия мы видим в совершенно новом отношении ко многим фактам влиятельных кругов церкви. В предыдущий период из-за нежелания проливать кровь и способствовать злопамятности церковь поощряла практику «денежных соглашений». Но в этот опасный период она поднимает голос и пламенно ратует за то, чтобы слишком легко дающийся выкуп был заменен грозными наказаниями, которые только одни и способны образумить и напугать злодеев. Именно в это время - примерно к X веку - европейский уголовный кодекс приобретает тот суровый и зловещий характер, отпечаток которого он сохранял так долго и против которого было направлено столько усилий уже во времена, гораздо более близкие к нашим; если старинный кодекс поддерживал равнодушие к человеческим страданиям, то жестокая метаморфоза, которая произошла с ним, была вызвана желанием эти страдания искоренить.
Итак, все криминальные преступления, как бы значительны они ни были, если не требовали вмешательства палача, подлежали рассмотрению в нижних судах: на судебных заседаниях «сотен» или в иммунитетах. Пришло время, когда денежные компенсации были заменены совсем иными наказаниями, но судебная система не изменилась: изменилась система санкций, и графы потеряли монополию на смертные приговоры. Этот переход был облегчен двумя особенностями предыдущего периода. Суды «сотен» всегда имели право карать смертью преступника, если он был застигнут на месте преступления. Таково было проявление заботы о поддержании общественного порядка. Заботой о его поддержании и руководствовались эти суды, когда перешли установленные ранее границы. А иммунисты всегда распоряжались жизнью и смертью своих рабов. Но где была граница между рабами и свободными, когда все они стали зависимыми?
Кроме особо опасных преступлений, графские судебные заседания имели исключительное право на рассмотрение следующих дел: решение вопросов о статуте - свободный или раб в случае, когда речь щла о хозяевах, у которых еще существовали рабы; решение по вопросам владения аллодами. Наследство графских судов не перешло целиком и полностью к гораздо более многочисленным высшим судам иоследующих эпох. Тяжбы, касающиеся аллодов, честно говоря, все более и более редкие - зачастую так и остались монополией тех, кто сделался подлинным наследником графского суда; например, именно так было до XII века в Лане, где функции графа исполнял епископ (332). Что же касается вопросов серважа или рабства, то с исчезновением домашних рабов и появлением нового понимания свободы и несвободы подобные вопросы затерялись среди многочисленных споров о вотчинах и зависимых слугах, что никогда не являлось компетенцией «больших судов» и не причислялось к «крупным делам». В результате вышло так, что вопросы аллодов отошли к самым высшим инстанциям, вопросы серважа к низшим, и «высшие суды» были обречены на роль судов уголовных преступлений. «Гражданские дела» - в современном понимании этого слова - вновь вернулись в высшие инстанции после того, как была введена судебная процедура. В феодальную эпоху множество споров разрешалось с помощью поединков. По естественной ассоциации идей, не всюду, но достаточно во многих местах это кровавое доказательство правоты было отдано в ведение судов, располагающих «правосудием с кровью».
В феодальные времена любой «высший судья» имел на зависимой от него территории еще и «нижний суд». Но это не означало, что наличие «нижнего суда» обязательно предполагало и «высший», такая жесткая зависимость если и существовала, то только в отдельных провинциях, например, по свидетельству Бомануара, в Бовези в XIII веке, и то недолго. Иными словами, на протяжении достаточно продолжительного времени для жителей многих провинций было привычно обращаться со всеми мелкими недоразумениями к сеньору, хозяину земли, на которой они жили, зато со всеми серьезными вопросами обращаться в суд по соседству. Но сколь бы ни была раздроблена судебная власть, эта дробность не отменяла иерархию компетенций, размещенных в разных руках. Однако нужно сказать, что многие компетенции спустились этажом ниже. Дело в том, чго преемники «сотенных» и иммунистов наряду с большим числом тех, кто был лишен привилегий, но обладал властью, присвоили себе, позаимствовав у графов, монополию на «крупные дела», - дела об аллодах мы оставляем в стороне; таким образом они превратились в «высших судей», но потеряли, в свою очередь, право заниматься «мелкими делами», и его забрали себе сеньоры. С этих пор тот, кто был хозяином небольшого числа бедных зависимых, тот, кто собирал повинности с деревенских держателей, располагал по крайней мере правом «нижнего суда». Но само собой разумеется, со временем этот суд менялся, и в его компетенцию включались дела совершенно иного характера.
В первую очередь эти суды стали заниматься разнообразными разногласиями, которые возникали между самим сеньором и его держателями. В частности, относительно повинностей, которые несли на себе последние. Искать поддержку для их разрешения в наследии былой государственной юриспруденции было бессмысленно. Подлинным источником этого права стали как старинные, так и формирующиеся представления о власти, которой должен был обладать хозяин. Сформулируем точнее: власти, которой должен был обладать тот, кто был вправе требовать от другого исполнения обязанностей, подразумевающего более низкое социальное положение. Так например, во Франции XII века виллан, держатель скромного надела, отдавший часть его в аренду, получает от своего собственного сеньора право «чинить суд» над этим цензитарием в случае, если тот не внесет положенную плату, но «только исключительно в этом случае» (333). Нет ничего удивительного, если общественное сознание не ощущало или почти не ощущало разницы между правосудием как таковым и мерами, применяемыми сеньором по отношению к своим должникам, мерами привычными и зачастую признанными законными. Эти меры потом переходили в область правосудия и становились законом. Но правосудие, занимающееся проблемами аренды, - «поземельное право» более позднего времени, - не составляло единственной прерогативы «нижнего суда». В лице сеньора, осуществлявшего функции судьи «нижнего суда», люди, живущие на его земле, имели и просто судью, который занимался всеми гражданскими делами, - кроме тех, которые требовали как разрешения «судебного поединка», - и карал их за средние и малые провинности; одним словом, сеньор совмещал и функции «правосудия мелких дел», и функции господина, который распоряжался своими слугами, милуя их и наказывая.