Тиспаса не нашлась что ответить, а Софрония помрачнела, как грозовая туча. Холодно улыбаясь, Флора отошла от них, покачивая пухлыми бедрами под голубой туникой.
— Бедняжка, — обронила она, глядя через плечо на Тиспасу. — Она с каждым днем становится все более костлявой и жалкой. Просто не представляю, что с ней будет, если она не выскочит замуж и не родит парочку детей. Высохнет, как щепка. Посмотрите на меня! Я могу похвастаться, словно Корнелия, мать Гракхов, своими отпрысками!
— Да, нельзя не согласиться, глядя на вас, дорогая, что вы ни в коей мере не высохли, — заметила одна из дам.
— Иначе и быть не могло, милочка. Супруг не позволил бы мне этого. Как и все мужчины, он ценит только тех женщин, у которых есть кое-что поверх костей!
Флора гордо отошла к следующей группе, не услышав ответной реплики: «Если бы военачальник Милон ускользнул из ее объятий, как он сумел ускользнуть от готов, она бы высохла куда сильнее, чем Тиспаса».
В это время в другом углу тронного зала Полемон заметил городского префекта и устремился к нему.
Иоанн из Каппадокии, среднего возраста, внушительный, грузный, двигался медленно, словно бык, собравшийся бодаться. Наружность он имел довольно неприятную, одевался всегда очень богато, хотя его манера носить накидку выдавала провинциала. Отсутствие волос на голове Иоанна возмещалось чрезмерной волосатостью других частей тела: брови были подобны настоящим черным зарослям, такая же поросль торчала из ноздрей; руки, ноги и грудь покрывала косматая шерсть, а подбородок от постоянного бритья казался иссиня-черным. Хитрый взгляд из-под тяжелых век, темные мешки под глазами; во всем его облике сквозила звериная сила.
Он был одним из самых влиятельных императорских чиновников, командовал эскувитами, ведал всеми делами города, его огромная власть простиралась даже на провинции. Префект добился своего поста без чьей-либо помощи и протекции, у него не было ни образования, ни изысканных манер, ни внешнего благообразия. Преуспел он исключительно благодаря своей напористости и хитрости. Его родная провинция граничила с Персией. Там он угодил в армию и случайно оказался в столице. Никто не знал его настоящего имени, Иоанном он стал, приняв крещение; злые языки болтали, что на его вилле в Сике до сих пор стоит алтарь сирийской богини Астарты, поклонение которой состоит в буйных оргиях и кровавых жертвоприношениях.
Иоанн умел льстить и угождать, как никто. Он делался совершенно необходимым, потворствуя всем желаниям, прихотям и слабостям начальника. Войдя в доверие, он предавал его при первой же возможности и спешил занять освободившееся место.
Сенатор знал необычайную жадность Иоанна, однако начал издалека, с расспросов о здоровье и обычной придворной лести. Префект слушал рассеянно, поглядывая на кучку просителей, столпившихся в дверях, и прикидывая, какую мзду он получит с них, допустив на прием к императору.
— Я заметил новые корабли на рейде, — перешел наконец Полемон к делу. — Отличные корабли.
— Да, неплохие. Корабельщики поработали на славу, — отозвался Каппадокиец.
— Уже снаряжены?
— Не все. Но готовы рабы-гребцы и экипажи. Часть судов уже способна к пробному походу.
— А когда же на них установят боевое снаряжение?
— Мой дорогой сенатор, откуда мне это знать?
Полемон покачался на пятках, заложив руки за спину и подняв глаза к потолку.
— До меня дошли слухи о морских операциях на Эвксинском побережье Персии. Если бы некто узнал, где именно они будут разворачиваться, это могло бы оказаться очень выгодным.
— Выгодным? Кому именно? — Иоанн наконец сосредоточился.
— Гм… Предположим, некто собирается вложить в это дело кругленькую сумму в надежде получить неплохие барыши, и он был бы весьма признателен тому, кто… скажем, сообщит ему кое-какие сведения…
— Что ж, предположим. И в какую же сумму оцениваются подобные сведения?
— Не менее чем в тысячу золотых.
— Дорогой сенатор! — осклабился префект, обнажая желтые зубы. — Это не слишком заманчивое предложение.
— А, допустим, пять тысяч?
— Еще лучше — половина всей прибыли!
— И без всякого риска?
— Конечно!
— Но предприятие может оказаться неудачным. Вместо прибыли — огромные убытки, и тогда…
— Тогда, разумеется, не о чем и толковать. Но лучше бы заранее выдать расписку.
— Половина? И рискую только я? Но, дорогой префект, это немилосердно!
Каппадокиец расхохотался.
— Мы ведь рассуждали сугубо теоретически, а вы все-таки перешли на личности!