В алькове несколько музыкантов наигрывали приятную музыку. Вдоль стен через равные промежутки стояли обнаженные красивые мальчики, которые должны были прислуживать гостям за столом. Большие и удобные ложа со множеством мягких подушек были расставлены по всему залу. Рядом с каждым из них стояла девушка.
Лица деликат сияли приветливыми улыбками, на каждой были надеты самые лучшие ее украшения, головы празднично убраны, все они были поистине очаровательны в своих облегающих нарядах светлых тонов; все вместе создавало очаровательную гармонию, услаждающую глаз. Трибониан с удовольствием созерцал эту картину взглядом художника. Девушки были словно на подбор: молоды, свежи и красивы.
Хиона встречала гостей у дверей, одетая роскошнее, чем когда-либо, — в платье персикового цвета, с тремя драгоценными ожерельями на груди, в ослепительно сияющих браслетах, кольцах, серьгах; она просто поражала великолепием.
— Добро пожаловать в мой скромный дом, благородный Трибониан, — проговорила она.
— Но это истинное совершенство! — воскликнул юрист. — Я восхищен той гармонией, которую вам удалось так искусно создать: сладостные звуки для уха, восхитительные ароматы для обоняния и, наконец, захватывающее зрелище для глаз.
Хиона наградила его самой обольстительной из своих улыбок: оценка Трибониана льстила ее тщеславию.
— Девушки — лучшие, что есть в Константинополе, — доверительно сообщила она, — уверяю вас, не так-то просто было заполучить их сюда. Все до одной владеют искусством обольщения и любовных игр, и ни одна не откажется удовлетворить даже самое причудливое желание. Выбирайте же себе ложе, дорогой Трибониан, и ту, которая вам по вкусу.
Выбирать ложе было привилегией для гостя: вместе с ним выбиралась и девушка, стоявшая рядом, она-то и будет развлекать мужчину и на пиру, и ночью. Исключением было лишь возвышение в центре, которое предназначалось для Хионы и Каппадокийца.
С легкой улыбкой Трибониан отошел от хозяйки и двинулся вдоль зала, любезно заговаривая с юными куртизанками и интересуясь их именами.
— Меня зовут Дио, — застенчиво улыбнулась стройная блондинка.
— Тепсис, — проговорила девушка с рыжеватыми волосами и прекрасной фигурой.
— Хлоя, — откликнулась третья.
— Мелисса, — четвертая.
Каждой Трибониан отпускал какой-нибудь комплимент.
— Когда вы все так божественно прекрасны, как можно сделать выбор? — улыбнулся он, как бы приходя в замешательство от такого разнообразия красавиц.
Наконец его взгляд остановился на миниатюрной 'фигурке с сияющими глазами. Девушка, самая невысокая из всех присутствующих в зале, была в белом платье, туго обтягивающем ее талию и ниспадающем грациозными складками к крошечным ножкам.
— Твое имя, малышка? — спросил он.
— Феодора, — она чарующе улыбнулась в ответ. — Не соблаговолит ли знаменитый Трибониан провести вечер со мной?
Законовед был поражен.
— Откуда тебе известно мое имя?
— По слухам.
— И что же говорят эти слухи?
— Что Трибониан — самый красивый мужчина при дворе императора.
Он засмеялся, очарованный:
— Маленькая выдумщица! Ты, должно быть, слышала, как Хиона приветствовала меня. Но у тебя неплохо получилось, и я остаюсь с тобой. Я должен познакомиться с такой находчивой девушкой поближе.
Другие гости поудобнее устраивались на своих ложах, принимая полулежачее положение, опираясь на левое предплечье и оставляя свободной правую руку. Взгляды всех были устремлены к центру зала, ноги вытянуты вдоль ложа, образуя, таким образом, круг. Деликаты изящно расположились рядом с каждым гостем.
Наконец Хиона и Каппадокиец заняли свои места на центральном ложе. Острый глаз Трибониана отметил, что префект весьма походит на дикого вепря из его родной варварской провинции.
Он перевел взгляд с хозяйки и префекта на других гостей. В общем кругу он заметил смуглое лицо Экебола, вытянувшегося рядом с белокурой девушкой, которую звали, как сообщила Феодора, Хризомалло. Был здесь и Сильвий Тестор, уже пьяный, со своей всегдашней вкрадчивой улыбкой, поглаживающий округлые бедра спутницы, которую, как выяснилось, звали Антонина. Он заметил здесь и старого Гермогена, ведавшего дворцовыми церемониями, и философа Филона, поэта Менда, и многих сенаторов, эстетов, военных — со всеми Трибониан был знаком.
Это было действительно избранное общество, и юрист почувствовал себя польщенным — приглашение на такое исключительное торжество много значило.