С другой стороны на площадь вступила еще одна процессия — узники в ножных кандалах, глухо позвякивавших при каждом движении. Несчастных с озлобленными и затравленными лицами гнали вооруженные стражники и надсмотрщики с бичами.
Для сидевшего в корзине Айоса все увиденное имело особый смысл. Отряд воинов-эскувитов, иначе — дворцовых гвардейцев-стражников[7], вместе с толпой моряков означал, что в порт вошло фригийское судно, груженное золотом для императорской казны, и солдаты должны обеспечить охрану драгоценного груза.
Пожилой человек и юноша были, разумеется, отцом и сыном. Сенатора Полемона Айос знал в лицо, а молодой человек собирался вступить в брак, об этом говорила миртовая веточка за ухом; на невольничьем рынке им необходимо было купить рабов для услужения в новом доме юноши. Айосу захотелось узнать о дне бракосочетания поточнее — обычно там, где шел свадебный пир, щедро подавали.
Рабов в кандалах вели в порт, на военные галеры, где им уготовано быть прикованными к скамье и веслам до самой смерти. За последние дни Айос видел уже две такие процессии и невольно припомнил слухи о новом военном походе к берегам Персии.
Мрачный фанатик был монофизитом[8], членом влиятельной религиозной секты из Египта, противостоящей православию. Скорее всего затихшие было на время стычки и распри между двумя ветвями христианства снова обострились.
Среди расфранченной молодежи у винной лавки Айос узнал кое-кого из ювентов Алкиноя. Он ненавидел их за жестокие ночные забавы и считал позором и проклятием Константинополя.
И, наконец, одноногий нищий с костылем, Исавр, сообщил Айосу кое-что полезное на том странном языке, который не был ни греческим, ни латынью. Этот жаргон, понятный далеко не всем, был языком тайной империи, языком посвященных.
Наряду с могучей Римской империей, управляемой императором Юстином[9], существовала другая, невидимая, над которой император не был властен; империя, простиравшаяся от края до края древнего мира и не ведавшая национальных границ. В ней был свой язык, свои тайные знаки, свои законы, ее подданные знали обо всем происходящем в мире и умели мгновенно передавать новости: слухи о передвижениях диких гуннов или восстании на туманных Британских островах, известия о чуме скота в Месопотамии и сведения о вздорных распрях богословов в Африке — любая информация достигала ушей Айоса гораздо раньше, чем становилась достоянием столицы, и все это благодаря имперской секретной службе.
Этой скрытой от глаз империей было всемирное Братство Нищих.
Примерно в полдень на площади Афродиты Айос заметил невысокого коренастого купца. Грек по происхождению, тот с нескрываемым восхищением любовался мраморной красотой богини.
Чужеземца звали Дат. Одетый не без изящества, с тяжелой золотой шейной цепью, украшенной тремя великолепными изумрудами, с аккуратно подстриженной бородкой, он держался уверенно и посматривал вокруг живыми пытливыми глазами.
— Обол! Один обол! — проквакал Айос. — Добрый чужестранец из Египта, пожалей несчастного горемыку!
Купец перевел взгляд со статуи на калеку, его рука потянулась к кошельку.
— Вот, возьми, — коротко проговорил он, бросая нищему не жалкий медяк, а целый серебряный денарий. Айос разразился в адрес щедрого чужеземца хвалебной тирадой, но прежде незаметно попробовал монету на зуб. Бородатый купец со спокойной улыбкой смотрел на урода, не торопясь уходить.
— Слушай, нищий, откуда тебе известно, что я из Египта?
— Я угадал это по вашей изысканной манере носить пеплум[10], — отвечал Айос со льстивой гримасой. — Я всегда считал, что Египет — страна мудрости и веселья. В особенности прославленная Александрия.
— Ну, раз ты так много знаешь, — рассмеялся польщенный Дат, — скажи, кто изваял эту прелестницу?
— Некоторые говорят — Пракситель[11], но никто не знает наверняка. Она появилась тут очень давно, еще до того, как Константин Великий сделал Византий своей столицей.
— Она прекрасна. Я привык ценить красоту.
— Ваша милость впервые в Константинополе?
— Да.
Этим утром Дат ступил на землю Византии в порту, куда его доставил его собственный корабль, груженный хлопком, слоновой костью, кожами и душистой смолой. Он в первый раз любовался этим удивительным городом. Все, что он видел, приводило его в восторг. Да, поистине столица была великолепна! Даже Александрия, жемчужина Египта, не могла сравниться с ней. Величественные здания, пестрая толчея на шумных улицах с многочисленными лавками и заведениями… И кого здесь только нет! Рыбаки, уличные менялы, торговцы сладостями и дичью, брадобреи, продавщицы улиток! Их крики смешиваются с грохотом повозок и экипажей, и все это сливается в сплошной мощный гул, напоминающий шум далекого океана.
7
эскувиты, или экскубиты, составляли отряд личной гвардии императора; отряд был образован около 457 года
8
то есть последователем христианской ереси, монофизитства, отрицавшей человеческую природу Христа
9
Юстин I (годы правления 518–527, ум. в 527) — император Восточной Римской империи, основатель династии; его главной заслугой явилось временное примирение Западной и Восточной Церквей
10
Пеплум, или пеплос — греческая женская одежда, в основном из шерсти, заколотая на плечах, справа открытая, обычно с поясом
11
Пракситель — древнегреческий скульптор второй трети IV века до н. э. Родом из Афин. Мастер изображения богов и людей, представитель поздней классики