Феодосий Череповецкий
Феодосий Череповецкий
Лето 1328 года.
Никогда в жизни не думал Василька, что придется совершить грех - украсть у зазевавшегося купца, корзинку с морошкой. Пока тот расхваливал свой товар, он схватил ее и убежал. А причина всего этого - голод. Когда же хозяин заметил пропажу да заорал: "Держи вора!", паренька и след простыл. Только кучерявую шевелюру, да босые ноги и разглядел. Василька, расталкивая прохожих, выбрался с Торга, да побежал в сторону Москвы-реки, где уже давно напротив стен Кромника присмотрел спокойное место. Огромный валун, что лежал почти у самой кромки воды. Забрался на него и давай жадно, горсть за горстью поглощать сладкую ягоду.
Эх, давно он так сытно не обедал, почти самой Твери, откуда его татары в полон, попытались увести. Да вот только он, Василька, убежал.
Неожиданно вспомнились последние месяцы жизни в родном городе. Накатила на щеку слеза. Вытер ее, и отругал, как мог, князя Александра Тверского, который на свой страх и риск, поднял народ супротив золотоордынцев. Василька считал, что только по глупости убили восставшие посла ордынского Чол-хана. Пусть тот и был человек злой и до безобразия алчный - но такой участи не заслуживал. Ну, и как последствия, почти через месяц явилось под стены города татарское войско с самим Узбек-ханом. И было бы полбеды, приди тот один, но с ним предстала перед глазами тверьчан и дружина Ивана Калиты. Бежал князь тверской в Псков. Вот и обрушили всю злобу свою ордынцы на народ. В полон увели каждого десятого. Василька оказался в их числе. На полдороги сбежал, да в Москву подался, чтобы за родителей своих отомстить.
Сначала с каликами был, теперь вот один остался.
Василька вновь обтер выступившую на лице слезу, и хотел, было уже отправиться, куда глаза глядят, как вдруг коснулась его рука. И голос произнес:
-Попался воришка!
Паренек посмотрел на говорившего и обомлел. Перед ним стоял тот самый купец, у которого стащил он корзинку.
-Простите меня дяденька, я больше не буду, - прошептал Василька.
-Ясно дело не будешь. Вот отведу тебя к заплечных дел мастеру.
-Ой, не надо дяденька! Простите меня дяденька! - взмолился паренек, - С самой Твери ничего не ел, вот и совершил грех.
-С самой Твери? - переспросил купец.
-С самой Твери, - молвил Василька, - с тех самых пор, как татары меня в плен погнали. Но, мне удалось убежать от них.
-Ох, несчастный, ты несчастный, - проговорил торговец, и вдруг прижал его к себе, - Как же я тебя понимаю! У меня у самого сына в полон угнали. Как звать то тебя отрок?
-Василькой кличут.
-Значит Василькой! Родители у тебя есть Василька?
-Погибли они...
Неожиданно купец опустил паренька, вдруг сел рядом с ним на валун. Запустил руку за пазуху. Вытащил оттуда горбушку хлеба. Разломил пополам и протянул Васильке.
- Ешь!
Паренек посмотрел на торговца. На глазах у того выступили слезы. Они скатывались по румяным щекам и пропадали в густой бороде.
-Уплетай! - проговорил вдруг тот, улыбнулся и добавил, - а пошли ко мне жить!
И прозвучали его слова то ли, как просьба, то ли как уговор, а может и как приказ.
-А вы не шутите? - Спросил Василька.
-Нет, я серьезно, - сказал купец, и погладил паренька по курчавой русой голове, - меня, кстати, Акимом кличут.
Лето 1330 год.
Под стенами московской деревянной крепости теснятся и толкутся ладьи из различных мест. Перечислять так язык заболит. Да вот только Василька теперь откуда они по одному только внешнему виду узнает. Вон те из Новгорода, а эти из Кафы. Несколько из Киева, с десяток из Вятки. Пара штук из Булгары и Смоленска. Есть и из Сарая. Да вот только Васильку больше всего интересуют Белозерские. Их не так уж и много. Товар у них в основном стерлядь и пушнина. Рыбу ту, продают задорого, и ничего тут не поделаешь - царская она. Сам Иван Калита, человек к которому он до сих пор ненависть испытывает, больше всего именно стерлядь кушать любит. Отравить того попытаться можно, да вот только нет у хлопца теперь желания убить князя, а на причал явился только из-за того, что просил Аким свет Сидорович поговорить с купцами Белозерскими, чтобы взяли они Васильку, с собой на Бело озеро.
Парню теперь восемнадцатый год пошел. Подрос, возмужал, статным стал аки князь. Кафтан расстегнут, сапожки начищены, в руках грамотка рекомендательная. Ему ее монахи, по просьбе отца приемного, написали.