Уловив его состояние, Врангель, дабы внести в ситуацию определенность, сказал, что, как он понял из бесед со Сперанским, здесь, в Якутии, кое-что уже подготовлено, проведена работа по обеспечению нужд экспедиции, и потому они прибыли сюда в уверенности, что никаких серьезных сбоев быть не должно.
— Все так и есть! — облегченно подтвердил Миницкий. — Подчиненные мне комиссары на местах, в кои вы отправляетесь, уведомлены и сделают все, что в их силах, для обеспечения походов транспортными собаками и необходимым кормом. Здесь тоже для дальнейшего вашего пути все готово, дадим лучших лошадей и проводников. Особливо вам, Фердинанд Петрович, — Миницкий участливо посмотрел на Врангеля, — придется непросто. Дорога до Нижнеколымска не сахаром усыпана — болота, топи, перевалы. Опять же бурные реки. И потому советую: выступать пока не торопитесь, чтоб хоть некоторые реки уже по льду перейти. Да и топи, как подморозит, легче преодолевать будет. А вот товарища вашего, — бойкий парень этот мичман Матюшкин, он вас дожидается, — все ж вперед пустите, чтоб в Нижнеколымске нужную подготовку провести.
— А что мне, тоже ждать? — вступил в разговор Анжу.
— Нет, — решительно опроверг Миницкий. — Вам-то погоды ждать совсем не резон. У вас, Петр Федорович, путь водный, и, пока шуга не пошла, напротив, поспешать надобно.
— Мне, — вспомнил Врангель, — рекомендовал в Иркутске Геденштром... может, слышали о нем?
— Слышал, — подтвердил Миницкий.
—...Толкового напарника в поход, отставного унтер-офицера Решетникова. Он вместе с Геденштромом к полярным островам ходил. Человек вроде знающий и толковый. Он здесь, в Якутске, сейчас?
— Иван-то? Ну а как же! Должен быть здесь, если на рыбный промысел не подался. Мы его разыщем. Вам правильно его рекомендовали. Много знает, умеет, с ним будет легче.
В заключение беседы Миницкий пригласил отобедать и сказал, что будет рад, ежели воспользуются они гостеприимством его дома и поживут здесь, кому сколь потребно. Да и все вопросы, находясь в его доме, решать будет проще. Анжу и Врангель с благодарностью приняли приглашение.
Перед тем как представить жену и сесть за стол, Михаил Иванович с извинительной ноткой предупредил, что супруга его приходится сестрой опальному губернатору Трескину, и все дела, связанные с братом очень ее беспокоят. Не лучше ли, мол, избегать за обедом болезненных для нее тем? Так и порешили, и разговор за столом вращался первоначально, как и в иркутском доме Кутыгина, вокруг перипетий совершенного Врангелем кругосветного плавания под командой Головнина, а затем, в силу естественного интереса гостей, перешел к особенностям езды на собаках, в чем Миницкий показал себя человеком вполне осведомленным. Столь же основательно дал он характеристику Усть-Янска и Нижнеколымска и народам, проживающим на подведомственной ему территории: якутам, тунгусам и юкагирам. Когда же на этом фарватере обозначился подводный камень — супруга Миницкого спросила, как воспринимают в Иркутстке нового генерал-губернатора, — Врангель беспечно заметил, что они были заняты там иными делами и не имели ни времени, ни желания выслушивать разного рода обывательские разговоры.
— По-моему, все, как обычно. Одни хвалят, другие ругают. На всех, как известно, не угодишь.
От внимания офицеров не ускользнул выразительный взгляд, брошенный Миницким на жену, женщину, судя по чертам лица, независимого нрава. Этого оказалось достаточно, чтобы приглушить неприятную тему, и разговор вновь свернул к обсуждению предстоящего гостям путешествия.
В ожидании товарищей Федор Матюшкин уже истосковался в Якутске и не без ехидства повествовал, какой прогресс достигнут здесь за последние годы:
— Вообразите, закопали и покрыли настилом несколько уличных ям, в которые раньше лошади с головой уходили. В домах тоже порядок: вместо льдин и слюды в окна стекла вставляют — чем не Москва или Петербург. Да и якутских юрт по улицам не видать. А вот ярмарка местная, право, хороша. Жаль, вы на нее не поспели.
Мичман торопился в дальнейший путь, и Врангель, наказав ему быть поосторожнее при форсировании рек, отправил его в дорогу. Федор пообещал, что к прибытию в Нижнеколымск начальника постарается построить там здание для астрономической обсерватории. Само собой, займется и заготовкой рыбы для собак.
Вслед за Матюшкиным отплыл со своим отрядом в низовья Лены и Анжу. Договорились, что как-нибудь летом встретятся в Нижнеколымске — обменяться первыми результатами своих походов.
Миницкий выполнил обещание разыскать Решетникова, и тот сам явился в дом начальника области. Унтер-офицер оказался человеком представительным, высоким, дюжим, с лицом, обветренным солнцем и морозами, с серьезным и, пожалуй, даже суровым взглядом. От Миницкого он уже был наслышан об экспедиции, и вопрос его участия в ней, особливо после упоминания Врангелем, что будет положено приличное вознаграждение, решился к обоюдному удовольствию.
— Вот с собаками только могут быть проблемы, — посетовал Решетников. — Да ничего, где-нибудь отыщем. А как там Матвей Матвеевич Геденштром поживает в Иркутске? Слышал, вы навещали его? — При упоминании Геденштрома теплота вдруг проскользнула в его голосе.
— Да, мы виделись, — ответил Врангель. — Матвей Матвеевич дал несколько ценных советов касательно нашего путешествия. Показал коллекцию предметов, собранных во время полярных странствий. Кстати, и о вас, Иван Федорович, с большим уважением отзывался, говорил, что с вами, ежели согласитесь, будет легче.
— Человек-то он хороший, душевный, — Решетников, казалось, чуть не силком выдавливал из себя эту оценку. — Досадно, что под следствие, как слышал я, попал. Да у нас такие есть: оговорят облыжно и возьмут за то недорого, — в голосе его скользнуло ожесточение.
С помощью Решетникова сборы в дорогу пошли живее, подготовлены необходимые припасы, найдены проводники, и в середине сентября отряд Врангеля выступил в путь.
Уже первые дни после отъезда из Якутска убедили Врангеля, что его главенство над небольшим караваном в достаточной степени иллюзорно. Двое проводников-якутов, сорокалетний Анисим и тридцатилетний Петр, как будто сразу признали своим истинным начальником унтер-офицера Решетникова. Ведь именно унтер-офицер, а не Врангель, как только переправились на другой берег Лены, где поджидали проводника с лошадьми, тщательно проверил укладку вьюков, потуже увязал одну из кладей, осмотрел и лошадей, проверяя, не больны ли копыта, и при этом дал какие-то указания смиренно слушавшим его якутам на их родном языке. В глубине души Врангель сознавал, что Иван Решетников имел немалые основания для почтительного отношения к нему местных жителей. Он не хуже их знал предстоящий маршрут до Нижнеколымска, лошади повиновались ему столь же легко, как и проводникам. Да и чисто внешне выигрывал по сравнению с невысоким и достаточно юным командиром отряда: сильное, тренированное для дальних походов тело, зычная глотка и строгий, почти немигающий взгляд выдавали в унтер-офицере человека, умеющего заставить других повиноваться себе, используя при этом средства простые, но эффективные.
Что ж, решил Врангель, для успеха в походе это не так уж и плохо, а ежели Решетников вдруг забудет, кому здесь принадлежит первое слово, придется напомнить и поставить его на место.
Когда оседлали лошадей и тронулись, Врангель, подъехав к Решетникову, спросил:
— Сколько дней, думаете, займет путь?
— Ежели б немного погодя вышли, когда реки станут, за пару месяцев добрались бы. А ныне — не менее семидесяти дней. Реки вброд придется. Опять же топи не подмерзли. Сейчас-то полегче стало, дорога кое-где расчищена, а прежде и все три месяца шли.
Проводников с вьючным караваном пустили вперед. Правильно ли, размышлял, следуя за ними, Врангель, поступил он, поторопившись в дорогу и оставив в Якутске Козьмина, чтобы тот собрал еще кое-какое необходимое для экспедиции снаряжение. Впрочем, Миницкий предупредил, что Козьмину идти будет легче и о надежном сопровождении штурмана он сам позаботится. Однако вдвоем-то им было бы веселее.