У Малого Баранова Камня, прежде чем двинуться от него на север, две взятые про запас свободные нарты нагрузили в изобилии валявшимся на берегу наносным лесом.
Уже первый привал на льду принес неожиданность. Рядом громоздилась не без труда пройденная гряда торосов, и, едва казаки начали разводить костер, собаки вдруг зашлись остервенелым лаем. Сигнал тревоги не был напрасным — из-за ближайшей, торчком вставшей льдины выскочил здоровенный белый медведь и, напуганный видом многолюдного лагеря, кинулся наутек. Решетников и казак Котельников оказались проворнее других и, приложившись к ружьям, послали вслед нарушителю спокойствия две пули. Раненый медведь, оставляя на снегу пятна крови, продолжал бежать, надеясь, видимо, скрыться в ближней полынье. Котельников догнал зверя первым. Наблюдавший за погоней Врангель видел в трубу, как медведь вдруг замер на месте, повернулся, встал на задние лапы и, оглашая ревом окрестности, пошел на ожидавшего его в нескольких шагах человека. Казак не растерялся. Прозвучал еще один выстрел, и белый великан рухнул на лед.
— А вы боялись, как бы с голодухи не помереть, — весело балагурил купец Бережной. — Да этого мяса на неделю хватит.
Упряжка из двенадцати собак едва стащила тушу мертвого зверя с места, из чего заключили, что весил он не менее тридцати пяти пудов.
Осмотрев самый восточный из группы Медвежьих островов, названный Врангелем Четырехстолбовым, отряд по решению начальника избрал путь от него на северо-восток. Если сержанту Андрееву не померещилось, где-то там, по этому курсу, лежала когда-то виденная им земля.
Весна все увереннее заявляла о себе ослепительным блеском отражаемого снегом солнца. Дабы сохранить глаза, Врангель с Матюшкиным надели очки, обтянутые черным крепом. Проводники использовали повязки с узкими прорезями для глаз.
Лишь сравнительно небольшие участки пути представляли из себя гладкую снежную равнину, идеальную для быстрого бега собак. Каждый день приходилось преодолевать и торосы, и похожее на болото крошево из кристалликов льда. Ничего не оставалось, как слезать с нарт и помогать собакам тащить кладь.
Ясные дни сменялись туманными. Сырая пелена окутывала все вокруг, затрудняя обзор и пропитывая одежду влагой.
— Где-то рядом, — обеспокоенно говорил Врангелю Татаринов, — открытое море. От него и туман загустел.
Уже наступил апрель, и от солнца снег стал вязким. Решили передвигаться по ночам. Шли десятые сутки похода, и несколько освобожденных от кормового груза нарт отправились назад в Нижнеколымск.
Временами, на привалах, Врангелю досаждал угрюмый вид Матюшкина. Кажется, Федор более всех переживал, что искомая земля по-прежнему не видна на горизонте.
— Мы непременно должны найти ее, — чуть не с отчаянием говорил Федор. — И не надо бояться риска. Или пан или пропал.
— Типун тебе на язык, Федор, — охлаждал его пыл Врангель. — В Иркутске, когда мы с Анжу навещали Геденштрома, он совершенно справедливо сказал, что наши трупы для науки большого интереса не представят.
Между тем путь вперед, за семьдесят первым градусом северной широты, становился все опаснее. На очередном привале из лунки, пробитой во льду для измерения глубины моря, вдруг буйно пошла вода. На закате солнца поднялся ветер. Где-то неподалеку слышался плеск волн и шум сталкивающихся друг с другом льдин. Решетников подошел к Врангелю и с тревогой сказал:
— Слышите, ваше благородие, не лучше ль назад поворотить?
Без предварительной разведки продолжать движение отряда в том же направлении представлялось смертельно рискованным. Оставленному на ночь часовому было велено при малейшей опасности поднять тревогу.
На рассвете Врангель распорядился освободить две самые крепкие нарты, погрузить на них провиант на одни сутки, кожаную лодку с веслами, шесты и несколько досок.
— Фердинанд, разреши ехать на разведку мне, — чуть не умоляюще воззвал к нему Матюшкин.
Врангель отрицательно качнул головой. Федор с его философией «или пан — или пропал» мог преступить границы разумной осторожности.
— Нет, Федор, ты останешься за меня. Ежели, не дай Бог, лед начнет ломаться, приказываю тебе двигаться с отрядом на юг и там ждать моего возвращения.
Он сел на нарты, Татаринов взмахнул оштолом и крикнул: «Вперед!» Собаки сдвинули облегченные нарты и боязливо засеменили по покрывавшему лед рассолу. Проехали около семи верст, а собаки проявляли все большее беспокойство.
— Чуют трещины, — уверенно сказал Татаринов.
Вскоре трещины явственно обозначились во льду. Попытались преодолевать их с помощью досок, перекинутых через опасные места. Но паутина трещин все множилась. Из них выступала на лед вода. Собаки затеяли тоскливый, навевающий жуть скулеж, словно предупреждали людей: «Что вы делаете, куда вас несет?»
Стоит подуть сильному ветру, и льдины расколются и будут расходиться друг от друга. Ничего не оставалось, как повернуть назад.
Когда разведчики соединились с ожидавшим их караваном, Врангель дал команду немедленно сниматься и двигаться отсюда на юго-юго-восток.
Преодоление бесконечных торосов, достигавших иногда восьмидесяти футов высоты, настолько измучило людей и собак, что Врангель пришел к выводу: пора освободиться от лишнего груза, устроить провиантский склад, а пустые нарты отправить назад в Нижнеколымск.
Во льду вырубили большую яму, положили туда припасы, верх закрыли бревнами, закидали снегом и залили водой, чтобы лед образовал непроницаемый для зверей покров.
Команду уходивших с пустыми нартами проводников Врангель попросил возглавить унтер-офицера Решетникова. В отряде оставалось десять человек. Купец Бережной, не потерявший надежду найти землю, богатую мамонтовой костью, тоже решил продолжить странствия.
Рассчитывая обойти опасный участок моря, Врангель взял курс на юго-восток. Однако и здесь на пути попадались глубокие трещины и полыньи. Местами пространства открытой воды пересекали на льдинах, как на плотах, толкая их шестами. Обнаруженный на снегу свежий медвежий след возбудил в Матюшкине охотничий азарт. Свежатинка не помешала бы, и Врангель в надежде на удачу отправился вместе с ним. Поехали на освобожденных нартах около десяти верст, но подобный грому треск ломающихся впереди льдин вынудил их прекратить преследование.
Что же делать, продолжать и далее поиски мифической «земли Андреева»? Это казалось совершенно бесперспективным. Да и ледовая обстановка вызывала все большие опасения.
Своими сомнениями Врангель поделился с Матюшкиным:
— Сам видишь, дальше на север нам не пройти. Да и стоит ли? Будем возвращаться к провиантскому складу и возьмем оттуда обратный курс.
Губы Федора сжались, но он промолчал, то ли не желая спорить с начальником, то ли сознавая, что иного выхода действительно нет.
Однажды к северо-востоку показалась синева, похожая на гористый берег, и вновь воспряли надеждой. Увы, это был лишь мираж. Наблюдение в подзорную трубу показало, что «горы» вдруг начали подниматься в небо, и вскоре горизонт стал совершенно чистым.
По случаю праздника Пасхи сделали привал. В обтесанную топором льдину вбили оштол с водруженной на нем горящей свечой. У основания оштола поставили икону Николая-чудотворца. Купец Бережной прочел подобающие молитвы, после чего все с чувством затянули духовные песни. На сей торжественный случай было припасено и угощение — оленьи языки и праздничная норма водки. Разведенный на льду большой костер щедро горел полдня. Все разговоры, о чем бы ни начинали, в конце концов сводились к высказываемой то одним, то другим надежде на благополучное возвращение. Свою порцию праздничных излишеств получили и блаженно отдыхавшие собаки.
Чем ближе продвигался отряд к складу провианта, тем чаще встречались следы ведущих в том же направлении медвежьих и песцовых следов.
— Тот-то они полакомились! — горько шутил Матюшкин.