И Татаринов убедил офицеров в своей правоте.
На широте несколько севернее семьдесят первого градуса, когда преодолели очередную гряду зеленовато-синих торосов, Козьмин, задержавшись на вершине ледяной горы, пристально оглядел горизонт и взволнованно сказал ожидавшему его внизу Врангелю:
— Фердинанд Петрович, кажется, вижу землю.
Врангель торопливо полез к нему с подзорной трубой.
— Смотри туда, на северо-восток.
Что-то похожее на горы действительно маячило на горизонте. Татаринов присоединился к наблюдателям и скептически хмыкнул:
— Это не земля, а пары открытого моря.
Однако при дальнейшем движении на северо-восток горы принимали все более отчетливую форму, они окрасились в голубой цвет — так солнце серебрит снежные склоны. Видны были отдельные утесы и долины меж гор.
— Прокопий! Мы все же нашли ее, эту неведомую землю! — радостно кричал спутнику Врангель.
Проехали еще несколько верст, надеясь к вечеру добраться до земли. Но что это? Чем более солнце меняло свое положение на небосклоне, тем явственней то, что они приняли за землю, резко уходило по направлению ветра, и вот уже горы видны и справа, и слева, словно отряд оказался в долине, со всех сторон окруженной скалами. Мираж, всего лишь мираж! Разочарование было настолько сильным, что ужин во время привала прошел почти при полном молчании. Татаринов, догадываясь о чувствах офицеров, мягко убеждал:
— Не стоит расстраиваться. Такое в Арктике нередко бывает.
Оптический обман повторился уже на следующий день. Но теперь преломленные лучи солнца показали путникам картину низменной, окруженной холмами тундры. Потешив воображение, картина через некоторое время исчезла, и глаз вновь видел впереди слишком привычное — бескрайнюю ледяную пустыню. Таким образом, продвинувшись к северу на полградуса, отряд Врангеля убедился в тщете своих поисков. Решили поворачивать назад, чтобы вовремя вернуться на место встречи с Матюшкиным.
— Я тоже, — признался Федор, выслушав рассказ Врангеля, — видел синеву, напоминающую землю, но таких картин, как вы, — нет.
По словам Матюшкина, в его направлении торосы встречались чаще. Путь на север представлялся все же более перспективным. Туда решено было направиться всем вместе; выгруженной со склада провизии должно было хватить на двадцать дней.
Тот же путь, который с облегченными нартами занял у Врангеля с Козьминым всего два с половиной дня, теперь, полностью груженными провизией, потребовал недели. По счислению, отряд находился в двухстах пятидесяти верстах от материковой земли. Отсюда три проводника, среди коих был якут, жаловавшийся на боли в желудке, были отправлены на одной нарте, ведомой двадцатью четырьмя собаками, назад в Нижнеколымск. Лишнюю провизию и ненужный пока походный скарб запрятали в новом ледяном складе.
Через три дня дальнейшего движения на север отряд вплотную приблизился к семьдесят второй параллели, и здесь, взобравшись на гряду льдин и наблюдая сверху лежащие и спереди и сзади торосы, Врангель пришел к весьма важному выводу. Северные, зеленоватые по цвету торосы, без сомнения, в отличие от южных, образовались сравнительно недавно. И это говорило о том, что здесь предел прибрежного твердого льда, а впереди море не ограничено с севера близкой землей.
Следование в том же направлении представлялось бесперспективным. Но прежде чем поворачивать назад, не провести ли разведку для успокоения совести? Врангель обсудил эту мысль с офицерами.
— Дозволь мне, Фердинанд, — вызвался Матюшкин.
— Только недолго, — предупредил Врангель. — В случае опасности немедленно возвращайся назад.
Матюшкин отправился на освобожденной от груза нарте с двумя проводниками. Ночью оставшиеся были обеспокоены треском ломавшегося в отдалении льда. Усилившийся ветер грозил расколоть ледяное поле.
Каждый раз, с трудом преодолевая торосы, Матюшкин надеялся, что вот-вот впереди откроется не обремененная нагромождением льдин равнина. Измученные подъемом собаки почти вползли на вершину уж какого по счету ступенчатого плато и бессильно легли на лед. Они заслужили короткий отдых. Вожак упряжки, Кучум, поворотив морду, выжидательно смотрел на своего хозяина Татаринова, как бы спрашивая: стоит ли двигаться дальше?
Приотставший мичман наконец тоже взобрался на вершину тороса и встал рядом с Татариновым. Отсюда, сверху, шум ломавшегося на севере льда был слышен еще явственней. Пары голубоватого тумана застилали горизонт на расстоянии примерно двух верст.
— Кажется, приехали, — с горькой иронией сказал сотник. — Впереди открытое море.
— Думаете? — неуверенно пробормотал Матюшкин. — Попробуем подъехать ближе. Из-за паров ничего толком не видать.
— Полверсты, не более, — предупредил сотник. — Вон до того тороса. Дальше рискованно.
Поднятые на ноги собаки бежали неохотно и жалобно подвывали, стремясь хоть так предупредить людей о возможной беде. И вот снова подъем на торос, уже без собак, оставленных внизу, и глазам Матюшкина и Татаринова открылось грозное и величественное зрелище.
За ясно видимой границей льдов простиралось, теряясь в дымке, темное, вздыбленное волнами открытое море, и оно вело беспощадную борьбу со сковавшим его панцирем. Волны тяжело ворочали отбитую у противника массу льда. Вот, закрыв горизонт, они почти вертикально подняли отколотое ледяное поле, и двинули, как таран, к югу, с силой обрушили на еще твердую поверхность. Оглушительно прозвучавший удар расщепил до того неподвижный лед, по нему скользнула сеть трещин. Одна из них, расширяясь на глазах, побежала в направлении тороса, на котором стояли люди.
Казак дернул Матюшкина за рукав и торопливо начал спускаться вниз. Вой собак вносил в канонаду свою, щемящую ноту. Кучум уже потянул за собой упряжку. Татаринов, боком присев на нарты, оглянулся на бежавшего за ним мичмана, и, едва тот занял свое место, собаки рванули и, убыстряя бег, понеслись на юг.
По старому следу возвращаться было уже нельзя. Его прорезали трещины, полыньи, и, огибая их, Татаринов направлял собак то круто вправо, то влево, а потом, надеясь на смекалку вожака, предоставил ему самому искать верный путь. Неширокие трещины, полагаясь на скорость движения, преодолевали с ходу. И наконец, через два часа сумасшедшей, похожей на паническое бегство езды достигли лагеря, где их возвращения ожидал остальной отряд. Матюшкин кратко рассказал Врангелю обо всем увиденном.
— Значит, путь на север закрыт, — мрачно подытожил начальник отряда.
— Напрочь, Фердинанд. Там огромная полынья. По сути — открытое море.
— А мы все думаем, где же земля, — горько усмехнулся Врангель.
Оставалось держать путь на восток, к меридиану Шелагского мыса, и попытаться, как предписывала инструкция, поискать землю в тех краях, лежащих к северу от приметного мыса. Но сначала имело смысл вернуться к складу провиантов и пополнить запасы.
Снег вокруг него был изборожден медвежьими следами, но зверям не удалось взломать ледяную крышу и проникнуть внутрь. Лишь вода просочилась в ледяной погреб, но продукты почти не пострадали.
Можно было смело продолжать путь на восток, однако на четвертый день движения от склада на горизонте вновь показалась синева — признак большой полыньи или открытого моря. Посланные на разведку Матюшкин и Козьмин, вернувшись, доложили, что впереди вода и надо держать южнее.
Наутро разошедшийся туман явил на юге вид черных, остроконечных скал Шелагского мыса. Взяв с помощью секстана полуденную высоту солнца, Врангель определил, что они находятся почти на семьдесят первом градусе широты. От Шелагского мыса их отделяло восемьдесят семь верст.
— Как, по-вашему, Антон Максимович, — спросил он Татаринова, — на каком минимальном расстоянии может быть видна здесь земля?
— Ежели нет тумана, не менее чем на пятьдесят верст, — уверенно ответил сотник.
Врангель прикинул в уме: итак, будем считать, восемьдесят верст на юг, к Шелагскому мысу, плюс пятьдесят верст на север. Очевидно, на меридиане Шелагского мыса, по крайней мере на расстоянии ста тридцати верст от берега, земли нет. Вот так, господин Сарычев, обращаясь мысленно к научному руководителю экспедиции, подумал он, инструкцию мы выполнили, результат же отрицательный. А еще ранее установили, что и на триста верст к северу от Большого Баранова Камня земли тоже нет. Где же остается искать ее, еще далее на восток? Но запас собачьего корма — всего на четыре дня. До ближайшего склада с провиантом не менее двухсот верст. И уже конец апреля, весна вовсю. Наступает на пятки. Снег разрыхлился, собаки бегут тяжело. Пора поворачивать обратно.