— Считай, Фердинанд Петрович, пока обеспечены, — подытожил Хлебников. — И все ж, думаю, в следующий раз с вашей помощью нажать надо на мексиканскую власть в Монтерее, чтоб на уступки нам пошли — пошлины снизили и плату за якорную стоянку. А ежели будут упираться, так и припугнуть не грех, что мы хлеб и в Чили закупать можем, где он дешевше обходится. Тут у нас на руках еще один козырь есть: окромя русских, хлеб-то у монахов никто уж почти не закупает.
И далее Хлебников пояснил, что в последние годы, когда Мексика стала независимой от Испании[33] и провозгласила себя республикой, иностранцам, в отличие от прежних времен, разрешено селиться в Калифорнии на условиях, правда, принятия ими мексиканского гражданства и католичества. И не только селиться, но и получать для обработки солидные участки земли размером примерно в десять квадратных миль. И этим многие расторопные люди уже воспользовались, из бывших граждан Соединенных Американских Штатов и приехавших в поисках лучшей доли европейцев.
— Это такой продувной народ, — с неодобрением покрутил головой Хлебников, — что ради собственной выгоды и Аллаху, и Будде поклоняться готовы. Но земледельцы есть среди них опытные, и они на своих ранчо и монахам конкуренцию уже составляют.
Выгода же всей этой ситуации для русских состояла, по мнению Хлебникова, в том, что в ближайшее время из-за переизбытка хлеба в Калифорнии следует ожидать непременного падения цен на зерно.
— А что же из наших товаров более всего привлекает святых отцов? — заинтересовался Врангель.
— Наибольшая потребность была у них в предметах, кои потребны при совершении службы: в свечах восковых, в золотом позументе, в парче. Но и другое тоже, как крупные гвозди для строительных нужд, столовые ножи, гребни из слоновой кости... Да вот еще, что им весьма нравится, — с хитринкой в глазах оживился Хлебников. — Прошлый раз привез я им на продажу органы, изготовленные одним местным умельцем, наподобие шарманок, с двумя валами. На один вал положены были нашим умельцем духовные песни для церковных служб, а на другом — русские плясовые. И эти органчики потребны монахам как средство привлечь дикарей в церковь музыкой. Нынче спрашиваю святых отцов, коим органчики продавал: «Как наша музыка, пригодилась?» Те лишь руками в восхищении всплеснули: «Очень хорошая музыка, так нравится дикарям! Особенно вот эта», и русскую плясовую заводят!
Врангель рассмеялся и спросил:
— Кто ж, ежели не секрет, умелец, сии органчики изготовляющий?
Хлебников замялся и после некоторого колебания сообщил:
— Так и быть, открою вам. Надеюсь, не во вред ему. Это священник наш на Уналашке, отец Иоанн Вениаминов[34]. По его словам, с юных лет ко всякой механике влечение имеет. И жизнь местную постигает с тщанием и интересом. И в пастырских заботах большой талант. Редкого сердца человек! — с чувством заключил Хлебников.
— А ведь я уже слышал о нем, — в раздумье заметил Врангель, — и тоже самое наилучшее.
— Вот с кем, Фердинанд Петрович, познакомиться бы вам надо, — чуть не просительно ввернул Хлебников.
— Я как раз и подумываю, — успокоил его Врангель, совершить в конце лета поездку на Уналашку.
В дальних краях жизнетворящие изменения в природе, приносимые с прибавлением солнечного света и тепла, воспринимаются особенно остро. Как счастливы они были, вспоминал Врангель, когда, путешествуя среди льдов в «стране Борея»[35], вдруг услышали звонкое пение глашатая весны, залетевшей от побережья пуночки.
Этот край, разумеется, не «страна Борея», но и здесь природа властно напоминает, что с таянием льдов приходит пора возрождения для всего живого. В заливе вдруг появляются несметные косяки сельди, преследуемые с воздуха горланящими на все лады чайками. А за сельдью, подчиняясь могучему инстинкту продолжения рода, в горные реки стремится иная рыба — сначала нерка, а потом горбуша, кета, кижуч... И к ее ходу уже готовы бригады рыбаков, промышляющих и в Озерском редуте, в двадцати верстах от Ново-Архангельска, и в других рыбных местах.
К лету утихают обычные в студеную пору шторма, и, значит, самое время снаряжать в дальние походы компанейские корабли — в исследовательских целях, и для торговли с туземцами, и для собственного промысла.
Чтобы хоть как-то компенсировать потери от добычи котиков, Врангель направил бриг «Чичагов» под командой лейтенанта Дионисия Зарембо на Курильские острова с партией алеутов для ведения там промысла каланов. Зарембо было также поручено склонить к сотрудничеству с компанией проживающих на островах айнов и скупать у них по возможности «мягкую рухлядь», предпочтительно тех же каланов.
К лету оживились и иностранные торговцы, и первой в русский порт пришла небольшая шхуна «Литл» бостонского шкипера Картера. Однако, вопреки надеждам Врангеля, много товаров приобрести у американца не удалось. Сумма сделок едва перевалила за четыре с половиной тысяч рублей. И Врангель не без оснований полагал, что основную часть своих товаров американский купец распродал по дороге колошам.
Через пару недель в гавань пожаловал иной гость, на судне «Кэдборо» под английским флагом, и встреча с возглавлявшим экипаж лейтенантом британского королевского флота Эмилиусом Симпсоном заставила Врангеля основательно призадуматься.
Симпсон, по-военному стройный мужчина лет тридцати пяти, почти сразу произвел на Врангеля впечатление человека «себе на уме», умеющего за показной словоохотливостью скрывать до поры до времени истинный интерес.
Представившись специальным уполномоченным директора Компании Гудзонова залива Джорджа Симпсона и даже его родственником, англичанин выразил преувеличенно любезное удовольствие от знакомства с новым главным правителем российской компании на северо-западных американских берегах.
— Право, мне очень приятно вновь встретить здесь коллегу, морского офицера достаточно высокого ранга, — сверкая улыбкой, верещал Симпсон. — Тем более приятно, барон, что столь ответственную должность занимает человек аристократического происхождения. У нас, в Англии, говорят, что слово аристократа — это закон...
Врангель внутренне морщился от этой елейной речи, но терпеливо слушал: куда же он будет клонить дальше?
Симпсон между тем продолжал, что в двадцать седьмом году вместе со своим высокопоставленным родичем посещал русский форт Росс в Калифорнии, а пару лет назад и Ново-Архангельск и немного осведомлен о торговых операциях Российско-Американской компании и о тех, увы, затруднениях, которые она временами испытывает в поставках необходимого ей продовольствия и товаров.
— При встрече с вашим предшественником, капитаном Чистяковым, я передал ему предложения руководителя нашей компании снабжать русские поселения продуктами питания и прочими товарами, которые вам потребны. Причем по ценам, значительно более выгодным, чем у американцев. Имелись в виду зерно, соленая свинина и промышленные товары наших фабрикантов, практически по себестоимости, лишь с доплатой за фрахт. Господин Чистяков отнесся к этому благосклонно, но в ответ заявил, что обсуждать сей вопрос не в его компетенции и его может решить лишь главное правление вашей компании в Санкт-Петербурге. Странно, но до сих пор определенного ответа на наше предложение мы так и не получили, хотя речь шла о значительных поставках — по пятьдесят — сто тонн грузов ежегодно и, повторяю, по весьма выгодным ценам, в обмен на меха и векселя, выдаваемые на главное правление вашей компании в Петербурге. Надеюсь, барон, вы осведомлены об этих предложениях?
Врангель действительно был осведомлен — и от самого Чистякова, и через письменное сообщение от правления компании. По мнению директоров компании, полагаться на англичан в столь важном вопросе, как снабжение колоний хлебом, было бы опрометчиво. Рискованно попадать в полную зависимость от Гудзонбайской компании и по другому пункту — в снабжении товарами, необходимыми для меновых операций с туземцами. Что же касается мануфактурных товаров, то англичане предлагали расплачиваться за них мехами, продаваемыми не по европейским, а по колониальным ценам, то есть заниженным в несколько раз, в чем директора Российско-Американской компании видели явный для себя убыток.
34
Отец Иоанн — Вениаминов Иван Евсеевич (в монашестве Иннокентий) (1797—1879) — русский миссионер, церковный деятель, этнограф, естествоиспытатель. В 1824—1839 гг. служил миссионером на Аляске. С 1840 г. — епископ камчатский, курильский и алеутский, с 1868 г. — московский митрополит. Автор труда «Записки об островах Уналашкинского отдела» (1840 г.) — фундаментального исследования жизни и быта алеутов.