— Пошли домой.
Мы осторожно спустились по тропке, вышли из леса и… Я замерла.
Над землёй в тёмной канаве у дороги смутно белело человеческое лицо.
Здесь обычно люди не ходят…
И тем более не лежат…
Если б не Верка, я б кинулась обратно в лес и вернулась бы на ферму кружным путём. А так убегать было стыдно.
Верка медленно пошла вперёд. Я ничего не могла сделать с собой, я осталась на месте.
Вот она вплотную прибилзилась к плывущему в темноте лицу. Нагнулась…
— Светка! Иди сюда! Это не призрак, он просто мёртвый!
Ничего себе «просто»! Но чтобы не выглядеть полной трусихой, пришлось подойти.
Это из-за глубокой чёрной тени в канаве казалось, что бледное лицо висит над землёй. Вблизи я увидела, что на склоне лежит одетый в чёрное мужик. На лице крови не было, только выглядело оно как-то странно, я не сразу даже поняла, почему. Потом поняла и меня просто передёрнуло — переносица у лежащего была вдавлена, как у пластмассовой куклы, на которую случайно наступили ногой. Вмятина эта была какой-то тёмной и жуткой, хорошо хоть глаза у него закрыты…
— Вер, слушай, может, это манекен?
— Сама ты манекен! Он тёплый. Ещё тёплый.
— Ты чё, его трогала?!
— Пульс щупала. Нету. Он мёртвый, но убили его недавно.
— Может, сам помер?
— Ага! И дырку в голове сам себе устроил. Для красоты.
Мне стало неуютно и как-то зябко:
— Слушай, Вер, а вдруг этот… кто убил, рядом? Пойдём отсюда…
— Да чего он будет здесь шататься? Нас дожидаться? Подожди, надо карманы проверить.
— На фига?!
— Ну, вдруг документы, деньги…
Определённо, Верка была не в себе! Я схватила её за руку:
— Пошли-пошли, те, кто его кокнул, и деньги, и документы давно забрали, а если сразу не догадались, как раз вернутся и нас увидят. И прибьют заодно…
— Да пусти меня! Иду я, иду…
Верка пошла за мной.
Странно, мне совсем не было противно смотреть на этого мужика. Раньше думала, увижу мертвеца — и меня сразу вырвет. А даже не тошнило… Может, потому, что живым он был совсем недавно?
Когда мы подошли к ограде фермы, мне в голову пришла одна мысль:
— Вер, надо, наверное, Серёге-менту сказать.
Верка замерла на месте:
— Ты что, дура? Тебе жить надоело?
— Это ты сильно умная, по карманам у мёртвых лазить!
— Тю ты! Одно дело — карманы, другое — лезть в свидетели. Это же наверняка бандитская разборка. А ты знаешь, что достаётся тем, кто туда свой нос суёт? Торжественные похороны.
— Но человека же убили!
— Мало ли! А вдруг Серёга тоже в их банде? Читала же, сколько раз открывали, что милиция с мафией связана! Чуть ни в каждой газете. Может, они договорились и специально этого мужика именно на Серёгином участке кокнули. Не лезь! Поняла?
— Он же рядом с фермой лежит!
— Вот и пусть лежит. Кому мешает, те и уберут…
Верка почти убедила меня.
Мы вернулись домой как и вышли, через окна. Верка в свою комнату, я — в свою.
Когда я уже устраивалась поудобней в кровати, то вдруг подумала: что если этот мужик не бандит, не бизнесмен, а конокрад? Очень даже может быть! Полез на конюшню, его поймал конюх и — р-раз! — дубинкой по башке. Сегодня ночью дежурит Павел Прохорыч…
Эта мысль меня так взбудоражила, что я почти до рассвета не могла заснуть.
ГЛАВА 4
Утром в субботу я никак не могла понять, действительно видела ночью мертвеца, или это мне только приснилось. Раньше я никогда не путала сон и не-сон, но раньше и колдовать не ходила, и убитые как-то на дороге не попадались… Можно было бы спросить у Верки, но я встала поздно, когда все уже сидели за столом, завтракали, да и потом тоже как-то не удавалось остаться с нею один на один.
Оставалось только сходить и посмотреть. Мёртвый гулять не отправится, куда положили, там и будет лежать.
К Боргезу я заглянула, как же иначе, а потом — сумку в руки и бегом к началу тропинки на Чёртово кладбище.
В канаве никого не было.
Прошла чуть дальше — ночью даже знакомые места выглядят по-другому, вдруг я немного ошиблась? Но и там не лежало никаких мужиков с темными пятнами на переносице. И под кустами, и на лесной опушке — тоже. И следа, показывающего, что кто-то валялся на земле у дороги я не увидела, но это понятно. Молодая осенняя трава ещё не поднялась, а по той, что выросла весной, за лето высохла и стала похожей на курчавую шёрстку фокстерьера, ничего не будет заметно, если даже потопчется слон.
Время шло и надо было возвращаться, чтобы в школу не опоздать. Чувствовала я смутно: с одной стороны хорошо, что мертвец просто приснился, с другой — только наметилось настоящее приключение, и тут же исчезло, оказалось обычным сном. Скучно…