— Света… Ты здесь?
Машкин голос. Я приподнялась на цыпочки и выглянула из-за спины Боргеза.
— Ты чего ушла, не досмотрела? — спросила Машка.
— Иди ты! Ещё спрашиваешь!
— Да что такое-то?
Кажется, сейчас я заплачу…
— Ну что ты слепая, да? Не видела, да? Ужас такой… Хоть бы в школе никто эту передачу не посмотрел! — так и знала, слёзы потекли, значит, завтра глаза опухнут…
— Светка, да ты что, совсем?! Ты так классно говорила! Всем понравилось.
— Ага, «понравилось»…
— Ты что, не веришь мне? Я что, тебе когда-нибудь брехала?
Точно, мы с Машкой всегда говорили друг другу правду. Если, конечно, не считать моё враньё насчёт похорон Карагача…
— Так что, нормально было?
— Конечно, ещё как! Пошли домой, чай пить!
Мне стало легче. Ну да, никто ведь не знал, что я в мыслях уже считала себя телезвездой, что вообразила — а всё этот придурок-оператор! — будто некрасивая физиономия станет красивой только оттого, что её сняли на видеоплёнку. Никто и не ожидал, — разумеется, кроме меня, — увидеть фотогеничную рыжую девушку. И я на экране совсем не показалась необычной. Конопатая? Красноносая? Нормальное Светино состояние.
Ладно. Может, и всё это к лучшему, может, хоть Денисюк перестанет сниться. А то, представляете, в каждый сон лезет. То я его спасаю от хулиганов, то помогаю пробраться мимо охраны, чтобы снять обалденный сюжет. И везде он такой красивый, такой уверенный. Даже когда его бьют.
… Мы дошли почти до крыльца, когда у меня мозги окончательно встали на место и я вспомнила, что хотела сказать Машке.
— Подожди. Давай пойдём… ну хоть под навес. Я тебе такое расскажу!
Под навесом пахло пылью. Я споткнулась о борону, которой разравнивают конкурное поле и чуть не грохнулась. Хорошо, что Машка поймала меня:
— Осторожней! Ну, что ты хотела?
— Помнишь, я тебе говорила, что у Борисовича есть фотка, на которой — убитый в молодости?
— Ну, помню.
— Так знаешь, на кого он ещё похож? На нашего Арсена!
— Да ты что?!
— Точно! Вот когда показали, как он прыгает, во второй раз, крупно, я увидела — это копия — тот снимок!
У Машки оживилось лицо:
— Ты уверена?
— Сто процентов! — я слегка стукнула по набитому тренировочному мешку. Мешок закачался и я от избытка чувств предложила:
— Давай грушу попинаем!
Машка отвернулась:
— Нет… Не хочу.
— А чего?
Она уставилась в пол. На щербатом сером бетоне — одинокие соломинки, пара высохших «яблочек» конского навоза…
— Знаешь, Светка, я решила бросить единоборства.
— Почему?
— Когда… Когда Кори погиб, я поняла, что всё это — боксы, кикбоксинги, каратэ и прочее — ерунда. Только дети думают, что если ходишь в секцию, это всегда поможет. Ты можешь быть суперсильным, супербыстрым, но если…если кто-то у тебя умирает, ты нич-чего, нич-чегошеньки не сможешь сделать. Со всей своей силой! И я не хочу… заниматься ерундой.
Я ударила мешок сильнее. Он снова закачался. Заскрипела верёвка.
— Э, девчонки, чего вы прячетесь? — нас нашёл Витька. — Там все уже чай пьют!
— Ну и ладно, — буркнула я, остановив мешок ладонью.
Витька не уходил:
— Слушай, ты здорово завернула — про спорт и культуру! А то они там, в городе, блин, все думают, что мы здесь совсем серые. А ты ка-ак врезала!
Ей-богу, Витька не издевается! Я осторожно спросила:
— Что, в самом деле ничего получилось?
— Ну! Ещё как! Ладно, идите чай пить!
Мне совсем не хотелось возвращаться в дом, но выбора не было — с одной стороны меня за руку схватила Машка, с другой — Витька:
— Пошли!
К чаю Аня и тётя Оля нажарили пирожков с повидлом из диких груш. Мы каждую осень собираем эти груши в лесу. Аня делает очень вкусные пирожки, в пирожковом деле тётя Оля ей помогает, а не наоборот. Аня вообще любит готовить и у неё здорово получается, но из вредности она не хочет это делать каждый день, хотя мы с Машкой предлагали: давай мы будем посуду мыть когда будет твоя очередь, а ты будешь помогать готовить вместо нас.
На пятом или шестом пирожке, почти наевшись, я вдруг сообразила, что надо было сделать уже давно, сразу как только предположила, что убитый мог быть конокрадом.
Надо было проверить защиту нашей конюшни.
Я вылезла из-за стола, как положено сказала: «Спасибо», оделась и побежала во двор. Машка за мной не пошла, хоть я и делала ей знаки. Она медленно жевала, смотрела на тарелку с пирожками и о чём-то думала.
Акташа уже спустили с привязи, и он весело запрыгал рядом со мной, думая, что сейчас я с ним буду играть.