Я слегка подтолкнула Димку к воротам:
— Иди домой, тебя, наверное, тётя Оля ищет.
— Ага. А ты?
— Мне тут ещё кое-что сделать надо…
Он кивнул и деловито потопал на выход. Я дождалась, пока маленькая тёмная фигурка пересечёт ярко освещённый ночной двор и зайдёт в дом, а потом направилась к конюховской.
Ведь я же пошла на конюшню вовсе не для того, чтобы подслушивать разговор Владимира Борисовича и Витьки, я вообще не знала, что они там окажутся, что Витька решится приехать вечером и что Владимир Борисович его выгонит. Просто по нашему с Машкой плану сегодня надо было попытаться выяснить, заметил Завр на прошлом дежурстве незнакомца или нет.
Дверь конюховской, покрашенная той же синей краской, что и двери конских денников, была закрыта. Я постучала:
— Можно?
— Кто там скребётся?
Пришлось изо всех сил пихнуть дверь плечом, иначе она не открывалась.
— Это я, Света…
Павел Прохорыч по прозвищу Завр пил чай из большой толстостенной кружки с красными цветами… Он пригласил:
— Ну, заползай… Чаю хочешь?
Не дожидаясь, пока я соглашусь, он полез в шкафчик за новой чашкой. Для этого ему даже вставать не пришлось — росту он здо ровенного и руки у него длинные. Зря бы человека Завром не назвали, это же сокращение от «Динозавр».
В маленькой комнатке было душно — здесь, как всегда, не выключаясь целый день, горела оранжевой спиралью электроплитка. Лампочка под потолком была совсем тусклой, ватт на двадцать пять. Владимир Борисыч покупает яркие, но конюха уносят их домой и вкручивают какие попало. Пахло кожей. На гвоздях висели чёрные и тёмно-синие ватники. В углу стояли грязные кирзачи — рабочая обувка всех конюхов. Правда, некоторые и по селу в кирзовых сапогах ходят…
Чашка, которую Прохор поставил на стол, была с отколотой ручкой, но чистая. На её белом боку скакала по ромашкам карета запряжённая вороной четвёркой. Я потянулась за заваркой — она стояла посреди стола в литровой банке. Конюх отвёл мою руку:
— Подожди, я тебе другой насыплю, в чашке себе отдельно заваришь. Эта — с травкой такой… особенной. Она мужикам силу даёт и для баб полезна. Бабам от беременности помогает.
Мне стало интересно:
— А какая травка? Где она растёт?
— Тебе что, уже надо? Га-га-га…
— И ничего подобного! Просто интересно! — я почувствовала: кожа на лице становится горячей, как всегда, когда краснею.
Завр смеялся и от этого смеха сделался невозможно противным и у меня сразу пропали грызения совести из-за того, что приходится расспрашивать человека исподтишка.
— За фермой этой травки полно, — продолжал он и я попыталась представить, какую именно траву он имеет в виду. Ничего не вспомнила. — Там её много!
Он дразнил меня и одновременно насыпал в чашку заварку из мятой оранжевой пачки «Принцесса Канди». Потом поставил на плитку чайник — чайник, наверное, кипел совсем недавно, потому что сразу же зашумел.
— Главное в травном деле — знать, что, когда и где собирать. Это если по-честному. Только тогда травы будут как надо действовать. А то некоторые рвут по книжке. Смотрят: ага, вот подорожник, похож на нарисованный, давай его сюда. А при молодой луне или при старой — это их совершенно не интересует.
Я вспомнила, говорили, что Завр в свободное от дежурства на ферме время собираеет в горах лечебные травы и продаёт их на севастопольском центральном рынке. Теперь понятно, почему он секретничает. Хотя мог бы и сказать, не пойду же я отбивать у него покупателей!
На чайнике забренчала крышка — сначала тихо, потом всё громче. Из носика в стену ударила тугая струя пара. Не вставая со стула, Завр вытянул руку, снял чайник и налил мне в чашку кипяток.
— Помешай, чтоб заварилось. И бери сахар, вон там, в банке.
— Дядя Паша, а вам не страшно, что конокрады могут залезть? — я думала-думала, с чего начать, и ничего лучшего в голову не пришло.
— Какие ещё конокрады? — усмехнулся Завр.
— Не пацаны, а серьёзные. Из Нижнегорска, например. Там есть такой Сердюк. Бывший спортсмен, говорят. Может, он татарин? Чёрный такой, нос приплюснутый.
— Сердюк? Хохляцкая фамилия… Погоди! Говоришь, чёрный? Нос приплюснутый?
Ага! Если бы даже я не постаралась настроиться на мысленную волну Завра, всё равно бы почувствовала его тревогу, такой она оказалось сильной. Но нужно было делать вид, что я ничего не знаю, и не замечаю, иначе конюх заподозрит меня. А свидетелей во всех детективах убивают. И слишком догадливых тоже. Вон, Высоцкий поёт: «ясновидцев, точно как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах»…