После обеда, как всегда по субботам, из Бахчисарая приехал Роман Иванович заниматься с Димкой. Я примерно прикинула, когда они закончат, и постаралась к этому времени отработать Боргеза и Бизнеса, но всё же немного ошиблась. Когда я повесила своё седло в тёмной амуничной и вернулась в дом, оказалось, что Роман Иванович уже ушёл и пришлось броситься за ним, не переодеваясь, в куртке и штанах, пропахших конским потом и в пыльных сапогах. Догнать учителя удалось только при входе в село. Он обернулся, заслышав хлопанье подошв на бегу:
— Света? Ну что, ты подумала над нашей беседой? И что решила?
Надо же! Я считала, что в прошлую субботу у него было плохое настроение, и только поэтому он вместо человеческого разговора начал поучать. Оказывается, дело не в настроении. Просто он изменился с тех пор, как учил нас, а я не заметила, ведь мы мало разговаривали эти последние три года, только «Здрасьте — до свиданья», ну, и с праздниками поздравляли друг друга.
— Нет, я ещё не решила, но думаю об этом… Честно думаю! А сейчас хотела спросить…
— Спрашивай.
— Скажите, а можно телепатически вычислить, разговаривал один человек с другим, или нет?
Я имела в виду, что можно же не бродить по селу и не расспрашивать, а действовать более коротким путём. Просканировать мысли людей, которые обычно каждый день бывают на базарчике и на платформе электрички, в тех местах, которые не может миновать приезжий, и выяснить, видели они Николая Зименко или нет.
Само собой, Роману Ивановичу я не собиралась рассказывать про мертвеца и про наше следствие, поэтому, конечно, вопрос мой показался запутанным и учитель понял меня совершенно неправильно:
— Влюбилась? И ревнуешь…
— Да нет, что вы! Я такой ерундой не занимаюсь! — просто обидно, взрослые считают, что все мы только и думаем о том, как влюбляться, целоваться, стрелять глазками…
Роман Иванович не поверил мне. Он сказал, что аура человека сохраняет следы общения с другим человеком, точнее, с его аурой, но очень недолго. Разве что это общение на обоих произвело ужасно сильное впечатление. Только вот как именно определять это, так и не объяснил, хоть я именно об этом спрашивала. Он сказал, что в личных делах телепатические способности — ну, разумеется, если ты не влюбилась в другого телепата, — применять совершенно безнравственно.
И мне снова пришлось выслушивать нравоучения, потому что невежливо же прерывать человека на полуслове и говорить «спасибо, до свиданья!», если ты сама затеяла этот разговор.
На ходу я смотрела себе под ноги, чтобы учитель не глянул в лицо и не увидел, как мне этот разговор надоел. Когда мы миновали тёмную школьную двухэтажку, мне в голову пришла спасительная идея. В конце концов, об этом тоже давно хотелось спросить.
— Роман Иванович, скажите пожалуйста, а в каком детдоме вы с Владимром Борисовичем нашли меня?
— Не знаю, Света. Нет, не смотри на меня так, действительно не знаю. Дело в том, что Владимир Борисович подбирал вас один. И достойно величайшего удивления, как он сумел всего за месяц собрать исключительно талантливых ребят, ни одной бездари, а сам при этом абсолютно глух в телепатическом плане.
Вот это да! Я на всякий случай предположила:
— А, может, он с кем-то другим ездил выбирать?
— Да нет, что ты! Он бы тогда мне рассказал об этом. Зачем секреты из этого делать, я бы не обиделся. Думаю, Света, это интуиция. Такая же, как при выборе лошадей. Мы же с ним проводили эксперимент: независимо друг от друга выбирали из нескольких лошадей самых отдатливых, самых перспективных. Он — по своим конным критериям, я — по способности воспринимать эмоции и мысли людей и реагировать соответственно. Так вот, совпадение было практически полным!
Учитель рассказал ещё несколько историй о том, какие опыты они с тренером проводили, когда мы были ещё маленькими, чтобы в этом участвовать, но я слушала вполуха.
Если Владимир Борисович искал нас по детским домом совершенно один, то зачем и он, и тётя Оля много раз рассказывали, что Роман Иванович тоже принимал в этом участие?
Значит, кто-то из них врал. Но почему?
Я проводила учителя до электрички и на обратном пути только и думала, что, конечно, Владимир Борисович нам не мог врать, но и Роману Ивановичу вроде бы врать было ни к чему. На мой вопрос он мог просто ответить: «Не помню», — в самом же деле, такое можно и забыть, ведь прошло целых девять лет, почти десять.