— Люси хотела бы попрактиковаться с тобой в стрельбе, пока ты здесь, — сказала я.
— Посмотрим на ее поведение, — проворчал Марино, отодвигая от себя поднос.
— Забавно, но то же самое она говорит про тебя.
Он вытряхнул сигарету из пачки:
— Ты не против?
— Все равно ведь закуришь, зачем же спрашивать?
— Не веришь ты людям, док, — проговорил он. Сигарета заходила вверх-вниз. — Я, кстати, смолю уже поменьше. — Он щелкнул зажигалкой. — Признайся честно, что сама думать не перестаешь о куреве.
— Точно. Ежеминутно воображаю, как предаюсь этой отвратительной и антиобщественной привычке.
— Чушь собачья. Тебе страсть как хочется затянуться. И сейчас ты бы не отказалась быть на моем месте. — Он выпустил дым и посмотрел в окно. — Из-за чертовых сурков вся эта шарашка когда-нибудь провалится в тартарары.
— Почему Голт отправился именно туда? — спросила я.
— А почему этот ублюдок вообще делает что-либо? — Взгляд Марино посерьезнел. — Задай какой угодно вопрос, и ответ будет одним и тем же — «ему так захотелось». Эта девчушка — только начало. Засвербит у него опять в мозгах — и еще кто-то окажется не в том месте не в то время. Ребенок, женщина, мужчина — не важно, кто под руку попадется.
— Ты правда считаешь, что он до сих пор там?
Он стряхнул пепел.
— Да, думаю, он все еще на месте.
— Почему?
— Потому что для него веселье только началось, — ответил Марино. — Он сидит и наблюдает за самым, мать его, шикарным шоу на свете — как местные копы тычутся то туда, то сюда и никак не сообразят, что ж им, на хрен, делать! Вот, наверное, потешается — того гляди со смеху лопнет! В Блэк-Маунтин, между прочим, в среднем одно убийство в год.
В кафетерий вошел Уэсли и направился к стойке с готовыми блюдами. Налив супу и положив на поднос несколько крекеров, он оставил деньги в бумажной тарелке на прилавке — кассир куда-то отлучился. Хотя Бентон ничем не показал, что увидел нас, я знала, что он замечает все вокруг, до мельчайших деталей, даже когда кажется полностью погруженным в свои мысли.
— Кое-какие признаки навели меня на мысль, что тело Эмили находилось в холодильной камере, — сообщила я Марино.
Уэсли и впрямь направился в нашу сторону.
— Конечно, находилось. Когда лежало в больничном морге. — Марино как-то странно посмотрел на меня.
— Кажется, я что-то пропустил? — спросил Уэсли. Он отодвинул стул и присел за наш столик.
— Я предполагаю, что до того, как труп Эмили Стайнер оставили на берегу озера, его держали в холодильной камере, — сказала я.
— Основания? — Уэсли потянулся за перцем. Из-под рукава пальто показалась золотая запонка с эмблемой министерства юстиции.
— Кожа сухая и рыхлая, — объяснила я. — Тело хорошо сохранилось, практически никаких повреждений, которые могли бы оставить насекомые или хищники.
— Тогда получается, что мотели из тех, где дерут втридорога ни за что, отпадают, — заметил Марино. — Не запихал же Голт труп в мини-бар.
Уэсли, педантичный во всем, аккуратным движением от себя зачерпнул ложку супа с моллюсками и поднес к губам, не уронив ни единой капли.
— На экспертизу что-нибудь взяли? — поинтересовалась я.
— Ожерелье и носки, — ответил Уэсли. — И клейкую ленту. К сожалению, ее сняли в морге до того, как исследовали на отпечатки пальцев. Еще и всю изрезали.
— Вот черт, — пробормотал Марино.
— Но это все же самая многообещающая улика. Я, например, не припоминаю, чтобы видел когда-нибудь клейкую ленту ярко-оранжевого цвета. — Он взглянул на меня.
— Я такую точно не видела, — сказала я. — В лаборатории что-нибудь обнаружили?
— Пока ничего, кроме жирных следов. Видимо, края рулона были испачканы каким-то маслянистым веществом, но пока это нам ничего не дает.
— А что еще отправили в лабораторию?
— Тампоны с мазками, почву из-под тела, простыню и пластиковый мешок, которые использовали для транспортировки.
Он перечислял, а меня все больше брала досада. Можно было только предполагать, что еще упущено, какие микроскопические свидетельства утеряны навсегда.
— Мне понадобятся копии всех фотографий и отчетов по делу. И результаты лабораторных исследований, как только они будут готовы, — заявила я.