Уэсли, видимо, тщательно взвешивал свои слова, прежде чем обратиться к Марино. Прежде такого никогда не было.
— Как я понимаю, мне следует сделать вывод, что от своей первоначальной теории ты полностью отказался? — спросил он наконец.
— Какой теории? — Марино пытался разрезать отбивную вилкой. Когда это ему не удалось, он потянулся за перцем и острым соусом.
— О Темпле Голте, — напомнил Уэсли. — Похоже, за ним ты уже не охотишься?
— Я ничего подобного не говорил.
— Марино, — вмешалась я, — но к чему ты тогда рассказывал нам о той аварии?
Он жестом подозвал официантку.
— Дот, думаю, без хорошего ножа мне тут не обойтись. Значение дела с аварией в том, что за парнем и в прошлом уже кое-что водилось. Местные все очень против него настроены и из-за того случая, и потому что он около самой Эмили все увивался. Так что я вам просто передаю, как тут и что.
— Ну и как эта теория объясняет человеческую кожу в морозильнике Фергюсона? — спросила я. — Да, кстати, группа крови та же, что и у девочки. Анализ ДНК пока не готов.
— Да ни черта она, конечно, не объясняет.
Дот вернулась с зубчатым ножом, и Марино, поблагодарив, принялся пилить отбивную. Уэсли ковырял жареную камбалу и слушал, не поднимая глаз от тарелки.
— В общем, получается, улики указывают на то, что девчушку убил Фергюсон. Но конечно, полностью исключить возможность того, что сюда заявился Голт, тоже нельзя. Нет, его я сбрасывать со счетов не стал бы.
— Что еще известно о Фергюсоне? — поинтересовался Уэсли. — Да, ты в курсе, что отпечаток с трусиков, которые на нем были, принадлежит Денизе Стайнер?
— Ну значит, их и украли из ее дома в ночь похищения Эмили. Помнишь, Дениза ведь говорила — она сидела в гардеробной, и ей показалось, что мерзавец рылся в ящиках и что-то прихватил с собой.
— И это, и находка в морозильнике все больше убеждают меня в том, что к Фергюсону нужно приглядеться попристальней, — заметил Уэсли. — Мог ли он встречаться с Эмили прежде?
— По работе он наверняка знал об убийствах в Виргинии, в частности, о деле Эдди Хита, — вставила я. — Возможно, он специально пытался придать своему преступлению сходство с ними. А может быть, наоборот, они подстегнули его воображение и подали ему идею.
— Фергюсон был со сдвигом, — проворчал Марино, отрезая еще кусок, — это точно, но толком его здесь никто не знал.
— А сколько он проработал в бюро расследований штата? — спросила я.
— Почти десять лет. До того был патрульным, а еще раньше служил в армии.
— Разведен? — предположил Уэсли.
— А кто сейчас не разведен?
Уэсли промолчал.
— Дважды. Одна бывшая в Теннесси, другая тут рядом, в Энке. Четверо детей, все уже взрослые, разъехались кто куда.
— И что родные о нем говорят? — поинтересовалась я.
— Слушай, я тут вообще-то не полгода просидел. — Марино снова потянулся за соусом. — Сколько, по-твоему, народа я могу расспросить в день? Да еще дозвониться до них до всех надо. Без обид, но вы двое свалили, и вся эта фигня легла на меня, а сутки, между прочим, ни хрена не резиновые.
— Пит, мы все понимаем, — произнес Уэсли как можно более убеждающим тоном. — Поэтому мы и вернулись. Мы осознаем, что для расследования дела нужно еще много что предпринять. Может быть, даже больше, чем казалось изначально, потому что пока у нас концы с концами не сходятся. Есть по меньшей мере три различных направления разработки, и общего в них я вижу пока мало. Меня сейчас крайне интересует Фергюсон. На него указывают серьезные улики — фрагменты кожи в морозильнике и белье Денизы Стайнер.
— Еще у них тут отличный вишневый пирог, — заметил Марино, смотря на официантку, которая стояла у двери в кухню, готовая броситься к нему по мановению пальца.
— Ты что, постоянно здесь обедаешь? — спросила я.
— Надо же человеку где-то столоваться, верно, Дот? — Он слегка повысил голос, и бдительная Дот была тут как тут.
Мы с Уэсли заказали только кофе.
— О, милочка, неужели с салатом что-то не так? — Она искренне расстроилась, увидев мою нетронутую порцию.
— Салат очень вкусный, — заверила я. — Просто я не голодна.
— Может быть, вам с собой завернуть?
— Нет, спасибо.
Наконец официантка оставила нас в покое, и мы перешли к криминалистике. Уэсли рассказал Марино о клейкой ленте и «флоридской пробке». Мы обсудили эту тему, но вскоре беседа угасла. Принесли пирог, Марино расправился с ним и снова закурил. Идей по поводу огнестойкой ярко-оранжевой ленты и древесной сердцевины у него было не больше, чем у нас.