— Так это они? — Сердце у меня на мгновение будто замерло и куда-то провалилось — как всегда, когда я слышала подобное.
— Все случилось вскоре после того, как ты позвонила мне со своей просьбой, — объяснил Медиум. — По странному совпадению у нас не было свежих тел. А тут как раз позвонил этот бедняга. Что ж, они сделали доброе дело.
— Да, сделали. — Хотела бы я хоть как-то поблагодарить этих несчастных, исстрадавшихся людей, которые решили умереть, потому что жизнь уходила из них, причиняя невыносимую боль.
Выйдя наружу, мы влезли в большой белый фургон с университетскими эмблемами, на котором Кац и Медиум обычно забирали из моргов невостребованные или добровольно пожертвованные тела и отвозили их туда, куда мы направлялись сейчас. Стояло ясное морозное утро, безмятежно голубело небо над головой.
Невысокие холмы поднимались к горизонту, переходя в вершины Смоки-Маунтин. Деревья по сторонам дороги искрились от инея. Мне вспомнились бедные хижины вдоль грунтовки, уходящей в гору от монтритских ворот. Я подумала о Деборе с ее косящими глазами, о Криде. Временами мир вокруг просто подавлял тем, как сочеталось в нем прекрасное и отвратительное. Крид в самом скором времени окажется в тюрьме, если только мне не удастся это предотвратить. А Марино и вовсе может погибнуть… Меня терзала мысль о том, что в последний раз я увижу его в том же состоянии, в котором видела Фергюсона.
Перебрасываясь ничего не значащими фразами, мы добрались до животноводческого хозяйства, принадлежавшего ветеринарному факультету, и опытных полей, засеянных кукурузой и пшеницей. Я подумала о Люси — как она там, в «Эджхилле». Кажется, я боялась за всех, кого любила, хотя внешне и оставалась сдержанной и рационально мыслящей. Наверное, больше всего в жизни я стыдилась того, что не умею выказывать свои чувства. Меня пугало, что никто никогда так и не узнает, как переживала я в душе за тех, кто меня окружал. По обочинам что-то поклевывали вороны, солнечный свет бил через ветровое стекло и слепил глаза.
— У вас возникли какие-нибудь мысли по поводу фотографий, что я вам прислала? — спросила я.
— Они у меня с собой, — ответил доктор Медиум. — Мы подложили под тело мужчины несколько предметов. Посмотрим, что из этого получится.
— Гвозди, сливные кольца из ванн, — конкретизировал Кац. — Бутылочную крышку, монеты и другие металлические штуки.
— Почему именно металлические?
— Я уверен, что след от металла.
— Значит, у вас были догадки еще до начала эксперимента?
— Да, — ответил Медиум. — Очевидно, она лежала на чем-то, что начало окисляться в результате посмертных процессов в теле.
— Но что это могло быть? Что могло оставить такой след?
— Понятия не имею. Через несколько минут все выяснится. Очевидно, что изменение цвета покровов, из-за которого появилось странное пятно на ягодице девочки, определенно произошло в результате окисления чего-то, на чем она лежала. Таково мое мнение.
— Надеюсь, мы не наткнемся на журналистов, — сказал Кац. — Они нас здорово достают. Почему-то особенно поздней осенью.
— Это из-за Хэллоуина, — предположила я.
— Представляете, один недавно застрял в колючей проволоке, да так, что в больницу пришлось везти. А последний раз залезли студенты с юридического факультета.
Мы припарковались на стоянке, предназначенной для персонала больницы. Думаю, в теплое время года медикам приходилось несладко. Здесь дорога заканчивалась, упираясь в высокий забор из некрашеных досок, по которому вились кольца колючей проволоки. За ним и находилась Ферма. Мы вышли из машины. В воздухе отчетливо чувствовался отвратительный смрад, от которого, кажется, померк солнечный свет. За все время своей работы я так и не смогла привыкнуть к этому запаху, хотя и научилась не думать о нем. Однако я никогда не пыталась отбить его сигарами, парфюмом или ментоловыми леденцами и всегда помнила, что он — такая же часть языка мертвых, как татуировки и шрамы на их телах.
— И какова сейчас численность «населения»? — спросила я, пока доктор Медиум набирал комбинацию цифр на огромном висячем замке, запиравшем ворота.
— Сорок четыре, — ответил он.
— Все лежат довольно давно, кроме ваших двух, — добавил Кац. — Эти пробыли здесь ровно шесть дней.
Я последовала за ними в их макабрическое, но в то же время совершенно необходимое царство. В морозном воздухе запах казался не таким уж и кошмарным. Кроме того, большинство «жильцов» оставались здесь достаточно долго и уже прошли через наихудшие стадии. И все же открывавшиеся картины то и дело заставляли меня застывать на месте. На стоявших вдоль дороги больничных каталках высились груды какой-то красноватой массы, заполненные водой ямы с пластиковыми стенками скрывали тела с привязанными к ногам шлакоблоками. Багажники и салоны древних, проржавевших насквозь автомобилей тоже таили в себе жуткие сюрпризы. В белом «кадиллаке», например, за рулем сидел лишенный плоти человеческий скелет. Многие тела просто лежали на земле. Некоторые так сливались с окружающим пейзажем, что я замечала их только по блеснувшему золотому зубу или широко раскрытым челюстям. Кости походили на обычные палки и булыжники. Слова уже не могли повредить никому из тех, чьи останки находились здесь, — за исключением разве что бывших владельцев ампутированных конечностей, которые, как я надеялась, были еще живы.