Поняв, что ни уговорами, ни хитростью выгнать не получится, попросили сесть куда-нибудь в уголок и не отвлекать. Так, чтобы не смотрела под руку. Но мне и того, что увидела, хватило.
Когда Тео ковырялся ножом в своем боку, его лицо не дрогнуло. Движения оставались четкими и уверенными. Очевидно, не соврал, сумел боль отключить и спокойно резал себя, как кусок говядины. Но не всю — потом за дело взялся Йенс, предварительно дав ему петлю из толстой кожи, чтобы в зубах держал.
И тогда ему стало больно. Настолько, что терпеливый охотник, привыкший выживать в лютых условиях, перенесший множество чудовищных издевательств над собой, терпел с трудом. Я честно старалась не смотреть туда, где Йенс наматывал на стеклянную палочку, как на веретено, что-то похожее на окрашенную кровью паутину. Или тонкие волосы, почти бесцветные, как и у самого Тео. Длинные, словно оплели все тело изнутри, и казалось, пытка длилась бесконечно.
Его лоб, белый как мел, покрылся испариной. Кровь стекала на пол частыми каплями, расползаясь лужей — ну почему так много крови, разве это нормально? Он прерывисто дышал, сжав зубы и судорожно цепляясь за край стула. Но не издал ни звука. Запоздала я пожалела о своей навязчивости. Быть может, не будь меня рядом, он бы позволил себе кричать. Пусть ненамного, но было бы легче…
Йенс завершил свою работу и только тогда заговорил. Усталое лицо, будто не спал несколько ночей, севший вдруг голос.
— Как ты, друг? — спросил он, вынимая изо рта добровольной жертвы импровизированный кляп. — Все прошло хорошо?
Хорошо — это не то слово, которое уместно в данном случае. Хотя… Живой — значит, уже хорошо. Он ведь говорил, что главное аккуратно извлечь эту дрянь. Что через несколько дней обязательно поправится.
— Подожди, — прошелестел Тео, задыхаясь. — Дай мне минуту. Проверить.
Откинулся на спинку стула и обмяк. Испугавшись, что он потерял сознание, я не выдержала и сорвалась с места, но Йенс меня остановил. Жестом велел сесть. Встретившись с ним взглядом, я увидела отражение страдания, которые он причинил и тоже мучился от этого. Как ледяной водой окатило, колени подогнулись сами собой.
— Порядок. Все чисто, — ожил наконец Тео. — Ты ведь запомнил? Про рану…
— Ее нельзя зашивать, простая повязка. Разумеется, я все запомнил. Про рану, про твои микстуры, и про то, что никому тебя нельзя показывать. А теперь позволь-ка. Анастасия, приберите здесь все, пожалуйста. Ведра и тряпки в чулане.
Йенс помог Тео подняться и увел его в спальню, чуть ли не унес — тот едва перебирал ногами. Я тупо смотрела на закрытую дверь, прислушиваясь и не уловив ни звука. С трудом заставила себя пошевелиться, я и дышала-то едва-едва. Сглотнула ком. Тихо, на цыпочках подошла к чулану, роняя что-то с полок, разыскала тряпки.
Глядя, как ведро наполняется водой, я ощутила подступающие слезы. И осознала, что не имею права расклеиться, не мне здесь хуже всех. Вдруг он почувствует? Это я сейчас должна утешать, не он.
— Не смей! — скомандовала себе мысленно.
Помогло. Слезы немедленно высохли. Я не плакала, когда вытирала кровавую лужу, его кровь, и вода быстро окрашивалась красным, и я меняла ее, а она снова окрашивалась. И когда вернулся Йенс и ласково попросил успокоиться и ничего не бояться. И когда мне наконец позволили войти в комнату, где Тео лежал в кровати, на спине, до плеч накрытый белой простыней, и на долю секунды показалось, что он мертвый…
— Стася, — шепнул он еле слышно, и губы дрогнули в слабом намеке на улыбку.
Я приблизилась, села на край постели. Приложила ладонь к его щеке и чуть не отдернула. Прохладная, даже для обычного человека. А ведь он горячее.
— Смелая, — шепот как дуновение сквозняка, тихий-тихий, и дыхание почти незаметное. Ему явно давалось с трудом каждое слово.
— Тсс, отдыхай. Мне Йенс сказал, что ты снотворное выпил, вот и спи. А я просто посижу с тобой, пока не уснешь, ладно?
— Да…
Он лежал неподвижный, бледный, я думала, что не замечу, когда лекарство сработает. Но я как-то сразу почуяла, что он провалился в сон, очень похожий на смерть. Я надеялась, он не сможет уловить, как мое сердце сковал тоскливый ледяной ужас. Вдруг и вправду смерть придет за ним, а мы и не заметим.
Осторожно, чтобы не потревожить, я склонилась и поцеловала его в щеку. Холодная и чуть влажная кожа, будто это не мой Тео вовсе. Запах крови — казалось, он повсюду теперь, весь дом пропитался, и мы тоже. Не отмыть, сколько воду ни меняй.
Стараясь двигаться бесшумно, вышла и прикрыла за собой дверь. Йенс, дожидавшийся в гостиной, предупредил, что это лишнее. В ближайшие часы Тео из пушки не разбудишь, надо только терпеливо ждать и иногда за ним посматривать.