Ясно. Лишь патологоанатом не берет работу на дом. Но все-таки мог бы запереть его где-нибудь на их Станции и изучать сколько угодно. А он у себя под боком комнату выделил. Ухаживает.
— Иногда кажется, что чем дольше мы знакомы, тем меньше я тебя понимаю, — произнесла задумчиво. — Совсем тебя не знаю, вот нисколечки.
— А ты точно хочешь узнать?
— Хочу.
— Уверена?
Вместо ответа приблизилась, села на подлокотник лицом к Тео. Его ладонь сразу же легла мне на талию. А я коснулась пальцами его повязки.
— Сними ее, — сама бы это сделать не решилась. Не желала его к чему-то принуждать. — Пожалуйста.
Он помедлил пару секунд, но все же развязал узел. Еще секунда — и поднял веки с длинными и темными, но редкими ресницами, почему-то показавшимися искусственными. И на меня взглянула тьма. Непроницаемо-черная, матовая, словно бархатная. Глаза его были однородного цвета, без зрачков, и не блестели, отражая цвет, а будто поглощали его.
— Выглядит как… Пустота. Но это вовсе не страшно. Даже красиво.
— Безупречный черный, — в его голосе послышалось что-то похожее на гордость. — Великолепная работа.
— Тебе правда пересадили глаза от какой-то… Какого-то существа? — вспомнила я слова Летти.
— Не совсем, но их взяли за основу. Таких ни у одного существа в мире нет, и вряд ли возможно в природе. Слишком много функций, слишком сложно.
Он поднес к лицу руку, в которой держал повязку, с явным намерением вернуть ее на место. Я поймала его за запястье.
— Не прячься от меня, прошу. Хочу увидеть тебя такого, какой есть. Всего, понимаешь? Поверь, я не из слабонервных, следов от ожогов и шрамов не напугаюсь, или что там у тебя. В спальне свет включается?
Свет включался там, где пожелает хозяин, достаточно хитрого жеста и произнесенных шепотом нескольких слов. Запертые в стекло звезды, собранные на нашей ферме, подчинялись его заклинаниям.
Тео оставался спокойным, по крайней мере, внешне. Позволил снять с себя одежду. Рассматривать — если и вправду этого не любил, то сейчас сдерживался и не проявлял недовольства. И я наконец смогла разглядеть тело, которое так хорошо знала наощупь.
Посмотреть было на что. Красивое. Если принимать во внимание только телосложение — безупречное. Да и следы заживших ран только по цвету отличались, никаких уродливых рубцов. Гладкая нежная кожа, ни выпуклых родинок, ни морщинки, ни прыща. Чересчур гладкая, будто ненастоящая. У живых людей такой не бывает.
— У тебя совсем нет волос на теле?
— Не растут, побочный эффект. Главное, на голове все же восстановились, без бровей я был и вовсе урод.
— Ну какой из тебя урод, подумаешь, брови… А это… — я запнулась и несмело провела кончиком пальца по длинному вертикальному шраму на его животе.
В этом плане Тео было чем похвастаться: росчерки шрамов, белесые пятна от ожогов, какие-то совсем странные пятна, например, чернильное с монету размером ниже подмышки. Чуть заметное углубление напротив сердца, словно на ребро очень сильно нажали пальцем и вдавили… Но тот, про который я спросила, заметно выделялся. Хоть и был гладким, как нарисованным, но выглядел жутковато. Широкий, со следами грубых швов, будто кое-как шилом и толстой нитью штопали.
— Пришлось наложить швы, плохо заживало, — словно извиняясь, произнес Тео. — Обычно магии достаточно, но резали тоже магией, и то, что внутри, фонило очень сильно… Не бойся, сейчас все нормальное, просто улучшено немного. Зря ты это затеяла. Теперь тебе неприятно.
Впервые я подумала, что не так он хорошо меня видит, как сам считает. Эмоции слушает, но отчего они — не понимает. Разве что лишь самые яркие, грубые, а в тех, которые посложнее — путается. От понимания этого вдруг стало легче. Он совсем не ужасный, не всесильный и тем более не бесчеловечный. Такой же, как и все: ошибается, выдает желаемое за действительное, комплексует, боится быть отвергнутым. Все как у всех.
— Когда неприятно, меня обычно тошнит. Это другое, — попыталась я объяснить. — Странное всегда пугает, даже если не пугает — вызывает опасения, что ли. Я просто не знаю, как себя с тобой вести.
— Как раньше не получится? — спросил он.
В его голосе эмоции я худо-бедно научилась улавливать, но глаза казались совершенно потусторонними. Ничего человеческого. Наверное, зря я настояла, чтобы он снял повязку, но теперь нельзя себе позволить ни намека на страх. Почует и вообще от меня закроется.
— Прости, но как раньше точно не будет. На самом деле я ведь не просто так пришла, а с новостями. И они тебе не понравятся.