Малахольная Амалия осталась при Клинике - она не хотела уходить в лес, однако занятия с ней были безрезультатны. Марина попыталась научить ее ходить, но Амалия, как это свойственно детям-ползункам, ненадолго изобразив старательность, вновь становилась на мозолистые коленки и, жалобно скуля, смотрела на свою мучительницу. Попытки приучить Амалию одеваться также ни к чему не привели: она терпеливо морщилась, пока Марина ее облачала, но как только оставалась одна, яростно срывала с себя ненавистные тряпки. Хотя при похолодании прикрывалась ими же. Ее удалось научить лишь простейшим командам типа «сидеть, лежать, еда».
Мы с Артуром помогали фатеру Вильгельму, однако иногда проводились операции, от которых Шонер меня освобождал или отводил роль неосведомленного помощника. Сам доктор объяснял это тем, что находится в поиске и поэтому не может достаточно четко сформулировать происходящее. Жеребцов иронически и отчасти завистливо называл нашу группу «конвульсиум», а нас «херурками», на что, кроме меня, внимания никто не обращал - остальные списывали на его косноязычность.
Пожалуй, один Валерка проявил свойственную ему наплевательскую независимость. Он согласился выслеживать оронао, но отказался стрелять в них усыпляющими уколами: «Я, доктор, уже двадцать лет бью только по мишеням». При этом идиотски рассмеялся, чем вызвал полное непонимание Шонера, который распорядился, что заниматься отловом Жеребцов будет вместе с Гюнтером под руководством последнего.
Зато Валерка подготовил несколько статей общего плана, которые в переводе Маринки были представлены фатеру Вильгельму. Шонер оценил профессионализм Жеребцова и призвал его работать дальше, но тот неожиданно остыл к интеллектуальным занятиям и приступил к работе физической. Неплохо поладив с людьми из племени танайя, вместе с которыми расширял бункер, Валерка, несмотря на предостережения Шонера, частенько бывал на их территории и даже принимал участие в праздниках, сопровождавшихся обильными возлияниями местного напитка - кавы. Не гнушался и ритуальной раскраской, которую наносили ему туземцы. Вроде бы даже приженился. Впрочем, когда наступил сезон дождей, Валерка предпочел отсиживаться в «Хаймат», благо Кречинский через Гюнтера по общей просьбе доставил на остров телевизор со спутниковой антенной.
Нежелание быть летописцем Шонера Жеребцов объяснил так: «Не стоит. Не вижу перспективы. Это не кончится ничем хорошим, в лучшем случае - просто ничем. Деньги мне на острове не нужны: даст Бог день, даст и пищу». Причем ударение в слове «стоит» сделал на втором слоге.
Пересохший ручей был теперь бурной речкой, которая текла, даже когда дожди закончились: Шонер объяснил, что идет перелив из чаши кратера.
Естественно, Марина как единственная женщина на острове не могла остаться без внимания. Валерка как-то поведал, что у нее не такие уж и короткие ноги и что он «готов ей отдаться практически бесплатно - за гроздь бананов». Но Марина, как и свойственно женщинам, начав авансы с Шонера, остановилась на Артуре. Однако и его она держала на определенной эмоциональной дистанции, время от времени прилюдно заигрывая с Гюнтером. А Гюнтеру, наверное, нравился другой тип женщин. Тем более благодаря вертолету-«Викингу» он имел возможность регулярно бывать вне острова.
О себе скажу откровенно: после развода с моей благоверной сама мысль о близости с женщиной вызывала у меня чувство униженности.
БАЖЕНА И КРЕЧИНСКИЙ
Йозеф Кречинский прилетел на остров, когда созрели бананы. Последний доставленный им груз включал не только продовольствие и медикаменты, но также установку «Церебрум идеа», с помощью которой Вильгельм Шонер рассчитывал досконально постичь движение мысли зооморфов. Дело в том, что подопытные, попадая в Клинику, постоянно находились в состоянии стресса, а антидепрессанты отправляли их мысли в свободное плавание, ограниченное едой, сном, желанием укрыться. «Церебрум идеа» позволяла следить за испытуемым на расстоянии. Микрочип-коагулянт гулял по сосудам, докладывая на компьютер всё, что творилось в мозгу. Правда, требовалась расшифровка. Забегая наперед, скажу, что Шо- нер достаточно в этом преуспел. Не раз приходилось видеть во время опытов, как спустя мгновение после созерцания диаграммы жуткой плотности, он сообщал: «Жажда» - и сознание усыпленного зооморфа достаточно узнаваемо рисовало пальмовый лист с утренней росой.
.. .Кречинский прилетел не один, а с девчушкой-туристкой, которую подобрал в Лангкави. Даже после хорошей посиделки, на которую дал добро Шонер, так и не удалось понять: то ли Бажена - штатная проститутка, то ли ее в самом деле бросил без денег на курорте жених. Тем не менее она сносно говорила на русском, хотя была, кажется, чешкой. И это располагало. А Шонер к тому времени настолько смирился с Валеркиными языковыми выбрыками, что вне науки был готов слушать любую речь, лишь бы ее в общих фразах переводили на немецкий.